поддержанию имиджа агента по экспорту и импорту. В совокупности с 
необходимостью писать ежемесячные отчеты это оставляло мало времени собственно 
на разведывательную деятельность. Тем не менее он ухитрился создать небольшую 
агентурную сеть из людей, которые знали, что он может заплатить за сведения о 
передвижениях войск, производстве вооружений или новых изобретениях в военной 
области. Вполне вероятно, впрочем, что эти люди продавали информацию и другим, 
потому что англичане славились своей скаредностью: однажды Николсон предложил 
10 фунтов за сведения о передвижении войск, за которые, как он узнал позже, его 
немецкий коллега отдал 50 фунтов.
 Когда его перевели в Ригу, Николсон обнаружил, что местная агентура более 
откровенна в своих делах. «Эти люди вместе пили кофе в кафе неподалеку от биржи,
 обсуждали между собой деловые вопросы и весьма походили на биржевых маклеров. 
Они торговались за свою информацию и продавали ее тому, кто больше платил, а 
потом ничтоже сумняшеся предлагали ее противникам, как правило за более высокую 
цену. Но сотрудники всех разведок пользовались их услугами, хотя бы просто для 
того, чтобы подсунуть противнику дезинформацию»(11).
 Учитывая, что полученная Лондоном информация исходила из подобного рода 
источников, там никогда не знали реальной ценности этих сведений, а 
несовершенный способ их оценки запутывал все дело еще больше. Информация, 
которую Николсон оценивал как сомнительную, зачастую шла ему в плюс, тогда как 
сведения, которые он достаточно тщательно проверял, отбрасывались. Например, в 
1938 году один агент сообщил, что фабрика в Восточной Пруссии, ранее 
производившая велосипеды, перешла на выпуск легкого стрелкового оружия. Агент 
дал доказательства достоверности информации, и Николсон счел ее важной, 
подтверждающей проводимую Гитлером ремилитаризацию. Он переслал сведения в 
Лондон, указав источник и подчеркнув важность информации.
 Лондон не реагировал в течение двух месяцев, а затем последовал приказ 
немедленно избавиться от агента, давшего эти сведения. Потратив значительную 
сумму, СИС направила из Лондона одного из старших сотрудников, чтобы проверить 
полученную информацию. Тот сообщил, что компании с указанным названием там нет. 
Ее не существует. Николсон надавил на агента, и тот представил телефонный 
справочник города, где красным карандашом было подчеркнуто: «Оружейная фабрика 
Вольф и Эберман». Николсон переправил страницу в Лондон с небольшой запиской, в 
которой высказывал предположение, что сотрудник СИС, возможно, перепутал города.
 Вместо ожидаемого объяснения он получил письмо, в котором говорилось, что, 
поскольку агент официально уволен, сделать ничего нельзя и вопрос закрыт(12).
 Пока СИС действовала в подобном духе. Государственная школа кодов и шифров 
показывала определенные результаты. Русскую секцию там возглавлял Е. 
Штеттерляйн, один из ведущих криптографов царской России, переехавший в Лондон. 
Его секция весьма успешно снабжала британское правительство информацией о 
намерениях Советской России, почерпнутой из обильного потока шифровок, которыми 
обменивалось советское правительство со своими зарубежными ведомствами. Однако 
все резко оборвалось в 1924 году.
 Остин Чемберлен, министр иностранных дел в кабинете Болдуина, пришедшего к 
власти в том году, счел эти секретные сведения несовместимыми с его планами 
долговременного мира в Европе и в течение трех лет игнорировал эти 
«свидетельства нарастания враждебных действий» Советов против Британской 
империи. Затем в марте 1927 года МИ-5 вынудила его изменить свою точку зрения. 
МИ-5 представила генеральному прокурору сэру Дугласу Хоггу досье на Уилфрида 
Макартни, в котором, как мы знаем, было указано, что тот передал русским устав 
Королевского воздушного флота. Кабинет министров решил разорвать 
дипломатические отношения с Россией, и публичное обвинение в создании 
«шпионской сети в Великобритании» могло бы послужить необходимым предлогом. 
Однако проблема состояла в том, что МИ-5 хотела продолжить игру с Макартни, 
чтобы выявить всю его сеть. Если правительство допустит опубликование доклада 
МИ-5, это насторожит Макартни и его друзей. А где еще правительство могло взять 
конкретные доказательства шпионской деятельности русских, чтобы оправдать 
выдвинутые против них обвинения?
 В конце концов правительство решило, раз уж не представляется возможным 
получить доказательства шпионской деятельности русских в Великобритании, 
показать хотя бы то, что у русских есть разведывательная служба и Советы ведут 
политическую пропаганду против Британии. 24 мая премьер-министр Стэнли Болдуин 
огласил четыре перехваченные шифротелеграммы, затем 27 мая последовало 
заявление министра внутренних дел Джойнсона-Хикса о том, что он располагает 
«если не именами, то адресами русских агентов в Великобритании». (Нет 
необходимости говорить о том, что он не огласил их, поскольку, если бы власти  
располагали доказательствами, что эти люди являются шпионами, они вынуждены 
были бы привлечь их к ответственности.) В тот же день Чемберлен сообщил 
советскому представителю, что Великобритания разрывает дипломатические 
отношения с СССР из-за «антибританской пропаганды и шпионажа». В качестве 
доказательства Чемберлен продемонстрировал телеграмму, переданную в апреле 
советским представителем в Москву, в которой «вы просите переслать вам материал 
для поддержки политической кампании против правительства Его Величества».
 Эта телеграмма, несомненно, подтверждала обвинение в политическом 
вмешательстве во внутренние дела Великобритании, но вряд ли могла подкрепить 
обвинение в шпионаже. Позже был опубликован еще ряд перехваченных телеграмм, но 
ни в одной из них не было очевидных доказательств разведывательной деятельности.
 Можно предположить, что правительство Великобритании было спровоцировано на 
столь неадекватную реакцию успехом МИ-5 в деле Макартни и, решив порвать 
отношения с Советским Союзом, было вынуждено пустить в ход расшифрованные ГШКШ