после Стефенсона лицо в «Британской координационной службе безопасности» в 
Нью-Йорке и третий человек в СИС после войны, оказался советским агентом, то 
почему нельзя согласиться с тем, что таковым был и Холлис? Вполне вероятно, что 
были и другие агенты. Ни один человек не остался вне подозрений у «младотурок». 
Сэр Дик Уайт и другие отставные руководители СИС и МИ-5 заявляли, что обвинения,
 выдвигаемые «младотурками», просто нелепы. Ах, раз так, то разве сам Уайт не 
может быть внедренным агентом или, в лучшем случае, советским агентом влияния? 
Оллейсон рассказывал, как его направили к умирающему бывшему заместителю 
директора МИ-5 Грэму Митчеллу (вышел в отставку в 1963 г.), чтобы хотя бы на 
смертном одре вырвать у него признание в том, что русским агентом был он, а не 
Холлис(32). Митчелл не согласился. А когда он умер в январе 1985 года, Дик Уайт 
написал некролог для «Таймс». В нем Уайт не преминул отметить, что Митчелл 
находился под «беспочвенным подозрением» и что публичные нападки со стороны 
«младотурок» он встречал «с достоинством и даже великодушием»(33).
 Дело Холлиса, очевидно, закончится лишь после того, как вымрут все обвинители, 
а новое поколение уничтожит все досье. По иронии судьбы все попытки защититься 
от обвинений типа тех, что были выдвинуты против Холлиса, приводят в мире тайн 
к обратному результату. Всякая поддержка обвиняемого ставится под подозрение и 
порождает вопросы. Например, отсутствуют улики, свидетельствующие о том, что 
Холлис – советский шпион. Не имеет значения. Это лишь означает, что он был 
настолько хитер, что не оставил никаких следов своего предательства. И так 
далее и тому подобное.
 Для этой загадки напрашивается самый очевидный и, видимо, единственно 
правильный ответ. Советским тайным агентом в контрразведывательной службе 
Великобритании был Филби. Дело в том, что Гузенко просто перепутал органы, в 
которых работал агент. Он спутал МИ-5, то есть службу безопасности, с секцией V 
в СИС, которой руководил Филби. В результате этой ошибки и родилось подозрение 
против Холлиса. Кстати, если бы обвинения, выдвинутые «младотурками», были 
заслушаны в суде, то они бы вызвали у судей и присяжных только смех.
 Кто-то может сказать, что вся эта проблема не стоит и выеденного яйца: Холлис 
умер, и никакая грязь уже не сможет замарать его, хотя, возможно, она и 
причиняет страдания его родственникам. И вообще, все случилось очень давно, а 
те, кто покаялся в своих грехах публично, освободили совесть от бремени вины. 
Публика обожает шпионские истории, к тому же они постоянно напоминают нам о 
советской угрозе и призывают сохранять бдительность. Но нам необходимо всегда 
помнить о том, что сотрудники разведки, раздраженные невозможностью закончить 
начатое дело, представляют из себя немалую опасность. Группа Райта не 
переставала требовать от правительства, чтобы оно самым коренным образом 
пересмотрело свои подходы к вопросам государственной безопасности. Эти люди 
требовали создания суперслужбы (под названием «Стражи»), специально 
предназначенной для того, чтобы предотвратить проникновение советских агентов в 
СИС и МИ-5 (еще один пример способности разведывательных организаций к 
безграничному расширению). «Младотурки» настаивали на том, чтобы, вопреки всем 
британским традициям, бремя доказательств в делах о шпионаже возлагалось на 
обвиняемых – им следовало доказывать свою невиновность.
 Советский Союз прекрасно понимал, какой ущерб приносит разведке охота за 
секретными агентами противника в своих рядах, и прилагал все усилия для того, 
чтобы поддержать этот охотничий дух. Одна из задач сотрудников КГБ в Лондоне 
состояла в том, чтобы заставить англичан продолжать поиски шпионов в своей 
среде. И с этой целью им подбрасывался питательный материал и сеялись 
подозрения в лояльности чиновников и политиков. Ричард Кокс, бывший сотрудник 
Форин офис, а ныне один из ведущих обозревателей по вопросам обороны, 
рассказывал о своих контактах с сотрудником КГБ Прокопием Гамовым. Гамов часто 
приглашал его на ленч, но никогда не вел разговоры по проблемам обороны. Вместо 
этого он задавал подозрительные вопросы об аппарате премьера и Кабинета 
министров, о методе формирования политических решений. Кокс говорил: «В КГБ, 
видимо, предполагали, что заданные вопросы станут известны властям, и, в том 
случае, если вопросы поставлены правильно, по их характеру можно было бы 
сделать вывод, что в аппаратах имеются советские агенты. Это должно было 
вызвать подозрение, обеспокоенность и упадок духа у сотрудников. Правительство 
опасалось советских агентов, и если это опасение подкрепить подозрениями, то в 
аппарате неизбежно начнется охота за ведьмами. При этом никто не будет знать 
объекта охоты, а ничто не деморализует любое учреждение больше, чем сознание 
того, что в нем действует шпион»(34).
 Итак, семена подозрений, брошенные в США, нашли благоприятную почву в 
Великобритании, где в мире разведки укоренилась мысль о том, что все 
неприятности являются следствием заговора КГБ. В разведслужбах страны воцарился 
раскол. Этот раскол нанес урон, который с трудом поддается ликвидации. В то 
время как ЦРУ сумело стряхнуть с себя наследие Филби – недоверие и 
параноидальную подозрительность, в английском национальном характере, видимо, 
существовало нечто такое, что заставляло англичанина отчаянно отыскивать измену,
 создавая, таким образом, для нее благоприятную почву. Это очень хорошо уловил 
Сирил Коннолли. Когда в 1951 году бежали Маклин и Берджесс и началась охота за 
третьим – Кимом Филби, Коннолли написал: «После третьего – четвертый, после 
четвертого – пятый, и пятый будет оказываться человеком, который всегда 
находится около вас».