мый Недосекин?» — «Какой тот самый?» — «Тот, о котором уже в начале войны в 
Орловском управлении НКВД рассказывали легенды. С группой бойцов он несколько 
раз переходил линию фронта, устраивал переполох в тылу у немцев, добывал нужную 
информацию и успешно возвращался назад». Это был действительно тот самый 
Недосекин. Всю войну он провел так же, как начал. Несколько раз его сбрасывали 
с парашютом в белорусские леса, где он воевал в качестве заместителя командира 
партизанского отряда по разведке, а позднее и сам стал командиром одного из 
отрядов. Так что разведчиком Недосекин был, можно сказать, с начала своей 
трудовой деятельности и прошел путь от разведчика в лесах и болотах до 
разведчика внешнеполитического, многократного резидента в странах Африки и 
Ближнего Востока.
    У красивого и статного, на всю жизнь сохранившего военную выправку Павла 
Ефимовича была столь же красивая, притягивавшая взгляды жена Евгения Федоровна, 
которую он вывез из тех же белорусских лесов. Там, в партизанской республике, 
они встретились, вместе воевали и полюбили друг друга. Тяжелые годы войны не 
прошли бесследно — и Евгения Федоровна, и Павел Ефимович рано ушли из жизни 
через мучения и страдания.
    Первые свои шаги во внешней разведке Недосекин сделал в послевоенные годы в 
Эфиопии, где тогда не ставились задачи глобального характера. Из его эфиопской 
эпопеи известен такой случай. Ехал как-то Недосекин по скверной эфиопской 
дороге. Неожиданно на дорогу выскочил местный житель. Какие-то доли секунды 
водитель пытался избежать столкновения, но не удалось. Эфиоп погиб, машина 
закончила свою жизнь в кювете, Недосекин остался, как говорят в таких случаях, 
чудом жив. А какова же была реакция Центра? Года два спустя мне показали 
написанную синим карандашом резолюцию заместителя министра госбезопасности А.И.
Серова по этому делу: «Стоимость машины взыскать: половину — с эфиопа, половину 
— с Недосекина». Понятно, что эфиоп уже ничего не мог заплатить по объективным 
причинам, а Павла Ефимовича спасли от уплаты начавшиеся реорганизации (некому 
было следить за исполнением «синих» резолюций).
16
    Войны и потрясения так и не отпустили от себя П.Е.Недосекина — большую 
часть жизни ему пришлось работать в беспокойных арабских странах в тревожные 
времена. Он никогда не терял присутствия духа и чувства юмора, выглядел всегда 
так, будто собрался идти на официальный прием, обладал даром подмечать всякие 
забавные ситуации и рассказывал о них с большим мастерством. В последние годы 
он работал в нашем аппарате в Чехословакии. Там тяжело заболела Евгения 
Федоровна — рак мозга... и мучительная смерть. Утрата жены подкосила Павла 
Ефимовича. Спустя несколько месяцев ему самому ампутировали ногу — прямое 
следствие пребывания во время войны в лесах и болотах. И пока мы хлопотали о 
хорошем протезе в Чехословакии (до чего же тяжела и не устроена наша жизнь: 
герой войны, награжденный боевыми орденами, многократный резидент внешней 
разведки, имеющий все виды льгот полковник ждет долгие месяцы, сидя на балконе 
своей квартиры, решения о протезе), встал вопрос об ампутации и второй ноги. 
Вскоре после операции он скончался.
    Кроме этих близких мне людей в первые дни работы в разведке я познакомился 
и с тогдашними руководителями отдела. Сначала меня повели к заместителю 
начальника Василию Иосифовичу Старцеву, а вместе с ним мы уже пошли к 
начальнику отдела Владимиру Ивановичу Вертипороху. Владимир Иванович объявил 
мне, что есть нужда в срочной посылке оперативного работника в Каир и что после 
непродолжительной подготовки в отделе мне нужно будет выехать в Египет.
    В.И. Вертипорох был, наверное, самым видным и интересным мужчиной в 
разведке. Очень высоким ростом (без малого два метра), могучим телосложением, 
светлыми курчавыми волосами, ухоженными усами, улыбчивым лицом он напоминал 
картинного былинного богатыря — какого-нибудь Микулу Селяниновича. Сразу 
возникала мысль: как же такой мужик может скрыться от «наружки»?
    Владимир Иванович работал в Иране и Израиле, а после пребывания в Центре 
был послан старшим советником по вопросам безопасности в Китайскую Народную 
Республику. Там он, наверное, выглядел Гулливером. Мне недолго пришлось с ним 
работать, но каждый приход к нему в кабинет
17
оставлял ощущение удовлетворения и радости. «Повезло с начальником», — думалось 
мне. Из общения с ним особо запомнились два случая.
    В один из первых дней моей работы Вертипорох поручил мне написать 
телеграмму по какому-то оперативному вопросу. Я еще не был допущен к 
шифропереписке и не знал, как пишутся телеграммы. По своему разумению, 
руководствуясь принципом экономии слов и места, я написал ее как обычную 
телеграмму — без предлогов и знаков препинания, без употребления падежей, с 
минимумом глаголов и существительных. Владимир Иванович очень долго смеялся, а 
я растерянно стоял, не понимания, в чем дело. Выяснилось, что телеграммы надо 
писать обычным языком, без всяких сокращений, чтобы все было понятно. Моя же 
телеграмма не поддавалась ни зашифровке, ни тем более расшифровке.
    Второй раз я направился к нему сам и попросил выдать мне положенное 
табельное оружие. Дело в том, что в 1953 году из мест заключения по массовой 
амнистии была выпущена целая армия уголовников и в Москве начались грабежи и 
бандитские нападения, а на московских окраинах под вечер даже слышалась 
стрельба. Мы с женой в это время снимали комнату на окраине, в деревне 
Черкизово, куда поздно вечером было страшно возвращаться. Владимир Иванович 
стал мягко уговаривать: «Зачем вам пистолет? Подстрелите кого-нибудь, а потом 
не отвертитесь. А вы мне нужны в Каире. Не дам я вам пистолета, и не 
обижайтесь». Вскоре Вертипорох