|
нет, а
Суслов настаивал на том, что в телеграммах акценты совсем не те, что в
сегодняшнем выступлении. Перепалка длилась довольно долго.
Пикантная подробность, которая меня и развеселила, и разозлила
одновременно: на центральный стол подавали бутерброды с благородной рыбкой, с
красной и черной икрой, а всех нас, подпиравших стены зала заседаний, обносили
только бутербродами с колбасой и сыром. Таким образом, каждый еще раз мог
осознать свое место и назначение в этом мире.
После обсуждения нашего вопроса никаких конкретных решений не было принято.
Давались лишь весьма общие рекомендации: внимательно следить за развитием
обстановки, докладывать предложения, не бросаться в крайности при анализе
обстановки и тому подобное.
Когда приглашенных отпустили, центральный стол еще подводил итоги, и
председатель Президиума Верховного Совета СССР Н.В.Подгорный, как мне позже
рассказали, заявил, ссылаясь на мое выступление: «В таких выражениях у нас
вообще не принято говорить о президентах!» А на
116
следующий день перед нашим возвращением в Каир Ю.В. сказал: «Вроде бы ты все
правильно говорил, но резковато. Учти на будущее!» Но мне не удалось
воспользоваться этим советом, так как больше на заседаниях политбюро я не бывал.
Поэтому единственный случай запомнился во всех красках и деталях.
Поздно вечером 30 апреля мы уже были в Каире и снова погрузились в
многочисленные египетские проблемы.
В ожидании новой войны
Все внешнеполитические ведомства СССР и во времена Насера, и после его
смерти активно занимались Египтом. Наша вовлеченность в египетские дела носила
глубокий и многосторонний характер. Особую остроту отношениям добавляло
присутствие в Египте трех наших бригад ПВО, защищавших небо Каира, Александрии
и Асуана.
С приходом к власти Садата доверительность в советско-египетских отношениях
быстро пошла на убыль, а забот и беспокойства заметно прибавилось. Во внешней
политике Египта главным для нас стал вопрос о планах Садата в отношении СССР и
США, во внутренней — судьба преобразований, начатых Насером, в военной области
— проблема возобновления войны с Израилем. Если деятельность Садата на
международной арене и его внутренняя политика поддавались прогнозированию, то
вопрос о том, начнет ли Садат войну с Израилем, а если начнет, то когда это
произойдет, был очень сложным, и точного ответа на него долгое время не было.
Последнее обстоятельство и делало нашу работу в период с конца 1970-го по
октябрь 1973 года тяжелой и даже изнурительной. А руководство КГБ все время
требовало точной информации.
Посол СССР в Египте В.М.Виноградов назвал этот период в своих записках
(журнал «Знамя», 1988, № 12) «смутная пора». Действительно, пора была куда как
смутная, а главное, что от нас требовалось в это время, — разгадать истинные
планы Египта в отношении войны с Израилем. При этом со всей остротой вставал
вопрос, как нам избежать втя-
118
гивания СССР в войну. Ведь в Египте был наш военный персонал — сотни военных
советников и специалистов, постоянно шли поставки советского вооружения.
Во всех беседах с ответственными советскими представителями египетские
руководители говорили о неизбежности войны, требовали от нас новых партий
оружия, давали свои разъяснения по поводу сложившейся ситуации. Ход рассуждений
был следующим: добровольно Израиль не отдаст оккупированные им в 1967 году
территории, значит, единственная возможность вернуть их — прибегнуть к силе;
Египет и другие арабские страны уже привыкли к людским и материальным потерям и
научились их переносить, Израиль же в случае войны аналогичных потерь не
вынесет — в этом залог будущей победы арабов; Израиль щедро снабжается
Соединенными Штатами новейшими вооружениями, долг Советского Союза—организовать
такие же поставки оружия арабам.
Разговоры о поставках современного вооружения велись постоянно, вряд ли
хоть одна беседа нашего посла с президентом обходилась без обсуждения вопроса о
новейшем оружии. Очень часто посол в ответ на свое: «Добрый день, товарищ
президент!» слышал: «Где оружие, посол?»
Аналогичный обмен приветствиями был в ходу и на других уровнях у военных
коллег, а также у меня. Я поддерживал в ту пору контакт с Ахмедом Исмаилом Али,
который возглавлял службу общей разведки, а позднее, за год до начала
октябрьской войны, был назначен военным министром. В ответ на мое приветствие:
«Доброе утро, господин генерал!» слышалось: «Фейн силях я Вадим?» — «Где оружие,
Вадим?» Понятно, что режиссером этих мизансцен был сам Садат.
Сейчас, после того как были опубликованы многочисленные книги об
октябрьской войне 1973 года, в частности мемуары самого Садата, бывшего
госсекретаря США Генри Киссинджера, столпа египетской журналистики Мухаммеда
Хасанейна Хейкала, конечно, легче давать оценки деятельности Садата. Но и тогда,
в пору неоднозначных оценок личности египетского лидера, в Комитете
госбезопасности сформировалось достаточно четкое представление о внутренней и
внешней политике Садата. Во внутренней политике он
119
делает ставку на планомерный отход от «социалистических экспериментов» Насера,
опираясь на крупную египетскую буржуазию, во внешней политике — на постепенное
свертывание отношений с СССР и переориентацию всех связей Египта на Запад, в
первую очередь на США. Но сделать это Садату, оказывается, совсем не просто: в
Египте ощутимо
|
|