кт с тем или иным источником информации? Для 
всех разведок мира именно связь является наиболее уязвимым звеном. Все наиболее 
громкие провалы объясняются или предательством, или осечками в поддержании 
конспиративной связи, например при передаче секретных документов. Поэтому фор-
73
мы и методы получения интересующих разведку сведений не являются универсальными,
 они определяются применительно к каждому конкретному случаю и тщательно 
отрабатываются. С кем-то допустимо и удобно работать путем организации бесед, а 
с кем-то безопаснее моментальные встречи. С наиболее ценной агентурой лучше 
всего контактировать через тайники или по радио.
    Но никакая изобретательность в поддержании связи не поможет, если 
оперативный контакт попадет в поле зрения контрразведки. В этом случае вся ее 
мощь обращается против разведчика и его источника. А это катастрофа. Поэтому в 
«школе № 101» не жалели времени на практические занятия по выявлению наружного 
наблюдения в обстановке, приближенной к боевой. Мы оттачивали свои навыки, 
контрразведчики — свои. Со временем выявление слежки стало для меня чуть ли не 
инстинктом. Еще не видя ее, ты ее уже чувствуешь.
    Наконец, офицеров учили обработке, анализу и оформлению документальной или 
собранной из различных источников разведывательной информации.
    На экзаменах мы должны были на практике продемонстрировать все, что освоили,
 причем преподаватели насколько возможно усложняли задачу, привнося в нее по 
ходу дела новые, неожиданные элементы. Свои задания я выполнил успешно и 
окончил разведывательную школу с отличием.
    Летом 1961 года началась моя работа непосредственно в разведке. Первое 
главное управление КГБ СССР (разведка) размещалось тогда в основном здании на 
площади Дзержинского. С этого времени ПГУ станет моим вторым домом. Я был 
распределен на работу в Третий отдел, занимавшийся Великобританией, Ирландией, 
Австралией, Новой Зеландией, Мальтой и Скандинавскими странами.
    Когда я впервые поднялся на девятый этаж здания на площади Дзержинского, 
памятника «железному Феликсу» на ней еще не было. По возвращении из второй 
загранкомандировки в 1972 году я увидел монумент. В это время разведка 
переместилась в Ясенево. А завершалась моя карьера в КГБ в августе 1991 года, 
когда памятник был снесен.
    В 1961 году в советской внешней разведке чувствовались ветры перемен.
    Это подразделение КГБ не принимало участия в сталинских репрессиях. 
Наоборот, оно само понесло тяжелейшие потери из-за бесконечных чисток. После 
1937 года многие сотрудники центрального аппарата и резидентур были физически 
уничтожены. Офицеры разведки отзывались в Москву, на основе доносов 
арестовывались и; расстреливались. Сейчас мы знаем, что практически весь цвет 
разведки, ее гордость, те, кто добывал ценнейшие сведения о подготовке Германии 
к войне против Советского Союза, поплатились жизнью за»
74
свой подвиг. Была разрушена создававшаяся годами оперативная сеть. Были 
утрачены многие источники, работавшие на советскую разведку в силу идейных 
убеждений. Из-за этого Советский Союз вступил в войну ослабленным, что, в свою 
очередь, стоило многих людских потерь. Подчеркиваю, что сталинским репрессиям 
подверглись лучшие из лучших, в том числе и в органах госбезопасности, которые 
использовались в качестве орудия репрессий. И это нужно помнить, если 
непредвзято оценивать роль служб безопасности в истории Советского Союза.
    Очередная волна чисток в КГБ последовала в 50-е годы, уже при Хрущеве. 
Органы госбезопасности освобождались от людей, запятнавших себя участием в 
сталинских репрессиях. Некоторые из совершивших преступления были отданы под 
суд, другие понесли моральную ответственность и были уволены. Речь, таким 
образом, шла в основном о сотрудниках старшего поколения, работавших в 
подразделениях, занимавшихся внутренними делами. Каких-либо «громких дел» по 
разведке не было, но, когда я туда пришел, у меня сложилось впечатление, что 
кадровый состав ПГУ был относительно молод.
    Наши старшие коллеги, за редким исключением, оказались в разведке в годы 
войны, пройдя школу партизанского движения. Во всяком случае, в нашем отделе 
было мало ветеранов, которые бы принимали участие в создании закордонной 
агентурной сети до войны. Выяснилось, что в подразделении не было ни одного 
специалиста по Норвегии. Может быть, поэтому новые коллеги отнеслись ко мне с 
известной долей уважения. Все-таки я прожил там несколько лет и имел опыт 
работы и знания об этой стране и народе.
    Первый год я должен был проработать в Центре, но было ясно, что основным 
пунктом назначения и на этот раз — но в другой роли — станет Норвегия.
    Любой офицер для работы за рубежом должен иметь убедительную «легенду». Под 
каким прикрытием он будет работать? Какова его легальная профессия? Станет ли 
он работником торгпредства, журналистом или иным специалистом? Где он получил 
образование и откуда родом? Где работал раньше? Как получилось, что именно ему 
доверили работать в данной стране?
    Все это приходится тщательно отрабатывать, так как иностранные спецслужбы 
стремятся перепроверить максимум сведений о каждом советском человеке, 
оказавшемся за границей. Промашки в подготовке «легенды» и освоении 
обязанностей по прикрытию незамедлительно привлекают к себе повышенное внимание 
контрразведки, что с самого начала затрудняет оперативную работу и осложняет 
жизнь.
    В моем случае «легенда» напрашивалась сама собой. Я работал в Норвегии на 
дипломатической должности, должен и дальше следо-
75
вать по этому пути. Было бы нелогично и странно выдавать себя, скажем, за 
журналиста.
    Мне ничего не нужно было выдумывать: ни где родился, ни где выро