|
мои воспоминания, несколько отличающиеся от тех, что привел Фомин, были
занесены в протокол…
Я не сомневаюсь в том, что в составлении этого весьма дипломатичного заявления
приняли участие руководители американской делегации. Слова Джона никто из
участников «круглого стола» не комментировал. Уверен, если бы я был не прав,
американские делегаты обязательно выступили бы и разнесли меня в клочья. Но они
промолчали.
На следующий день после закрытия конференции я приехал в гостиницу ВЦСПС на
Ленинском проспекте, где жила американская делегация, чтобы попрощаться со
Скали. Пожелал ему всего хорошего, благополучного возвращения домой и подарил
ему томик И. Бунина «Короткие рассказы» на английском языке с дарственной
надписью. Джон, в свою очередь, преподнес мне книгу М. Банди «Опасность и
выживание» тоже с дарственной надписью.
Мы любезно распрощались, выразив надежду на новую встречу. В это, сказать по
правде, я тогда не верил.
Однако судьбе было угодно, чтобы наше пожелание сбылось в начале сентября 1992
года, когда я, как уже писал ранее, приехал в Вашингтон для участия в съемках
документального фильма о карибском кризисе кинорежиссера Андрея Стапрана.
Сразу по приезде 1 сентября я позвонил Скали и пригласил к себе в номер
гостиницы. Он согласился. Однако утром Джон по телефону сообщил, что не может
приехать в отель, и объявил, что встретится со мной только в здании
телекомпании. 2 сентября я и Стапран пришли к Скали в его служебный кабинет. Он
рассказал, что долгое время болел и только недавно вышел на работу.
Я подарил ему выдержанный грузинский коньяк. Он с благодарностью принял.
По словам Джона, Эй-би-си к тридцатилетию карибского кризиса готовит
двухсерийный фильм, который выйдет на экран 22 октября. А. Стапран сообщил, что
он приехал снять интервью с видными участниками ракетно-ядерного, кризиса, а
также реконструировать тогдашние встречи, и попросил Скали принять участие. Тот
отказался, сославшись на запрет Эй-би-си. Тогда режиссер попытался уговорить
Джона сняться в ресторане «Оксидентал» без диалога между нами. Стапран был
согласен, если американцы будут тоже снимать эти сцены. Он подчеркнул, что в
фильме в доброжелательном духе будет показана миротворческая деятельность
президента Кеннеди и Хрущева по предотвращению ядерной войны. Скали обещал
переговорить со своими боссами в компании и сообщить нам ответ.
3 сентября я посетил Арлингтонское кладбище и возложил две белые гвоздики на
могилу президента Кеннеди, который, как я считаю, сыграл главную роль в
ликвидации карибского кризиса. Кинорежиссер снял эту сцену.
Обращает на себя скромность могилы покойного президента. Над ней нет
общепринятого у нас холмика. На месте погребения — ровная газоновая площадка.
Вровень с газоном вкопаны две полукруглые цементные плиты, образующие круг
диаметром чуть более метра. В центре круга — железная труба, из которой бьет
вечный огонь. Никакого надгробия. Около цепи, огораживающей могилу, в газон
врыта небольшая бронзовая, почерневшая от времени плита. На ней с трудом можно
прочитать слова: «Джон Фитцджеральд Кеннеди» и даты рождения и смерти.
Я снова встретился со Скали 4 сентября. Он сообщил, что руководители Эй-би-си
обсудили предложение А. Стапрана о совместных съемках в ресторанах и отказались,
так как их фильм уже смонтирован на восемьдесят процентов и они не хотят его
переделывать. Шефы Джона решили также в контакт с Стапраном не вступать.
Запретили и Скали сотрудничать с российским кинорежиссером. Я выразил сожаление.
Затем между нами состоялась спокойная и, я бы сказал, даже дружеская беседа.
Мы вспоминали наши прошлые встречи, политические события тридцатилетней
давности. Мой собеседник заметил, что ни он, да и никто из его коллег в
Соединенных Штатах, еще несколько лет тому назад даже представить не мог, какие
радикальные изменения произойдут в Советском Союзе. Скали был раскован, шутил,
рассказывал, как он снимался в фильме Эй-би-си. Не забыл подчеркнуть, что
ничего плохого обо мне не говорил. Он подарил мне хороший карманный календарь
на 1993 год. По моей просьбе Скали дал мне на память две свои фотографии с
дарственной надписью на одной из них. И высказал пожелание, чтобы перед
отъездом я зашел к нему проститься.
Утром 10 сентября я позвонил Скали. После сухого приветствия он неожиданно
недовольным голосом спросил:
— Что вы хотите от меня?
Я сразу понял, что у него скверное настроение. Спокойно сказал, что через день
улетаю домой и, как мы ранее условились, хотел бы нанести ему визит вежливости
перед отъездом. Он пригласил зайти к нему в середине дня.
Войдя к Скали, я увидел его, стоящим посредине комнаты. Он обхватил руками
голову и морщился от боли. Я заметил, что он, очевидно, нездоров. Джон
пожаловался на головную боль и пальцем поднятой руки показал на потолок.
Заметив на моем лице удивление, он пояснил: только что вернулся с бурного
совещания у руководства.
Беседа наша не клеилась. Джон разговаривал неохотно, нервничал. Я все же решил
сказать, что очень сожалею, что мы не смогли договориться и рассказать в
совместном фильме или написанной вместе статье правдивую историю о наших
неофициальных встречах в грозовые дни 1962 года.
— Я ничего писать не буду, — резко отрубил мой собеседник. — Это вы не хотите
признать, что передали мне предложения о мирном разрешении конфликта!
Я не ожидал такого ответа и тоже занервничал, но взял себя в руки и спокойно
сказал, что это сущая чепуха, неправда. От этих слов Скали взорвался. Лицо его
побагровело, а взгляд стал злым.
|
|