журналистами. К ней «гангстеры пера» специально готовились и заранее в 
письменном виде передали каверзные вопросы для Хрущева через председателя клуба 
У. Лоуренса, который никогда не скрывал своего неприязненного отношения к 
Советскому Союзу. Одним словом, готовилась «психическая атака» на лидера 
коммунистов, чтобы вывести его из равновесия. Я присутствовал на этой встрече в 
Национальном клубе печати от начала до конца и откровенно скажу: заранее 
спланированная атака, по моему мнению, до некоторой степени удалась. Когда 
Хрущеву задавали провокационные по форме вопросы, связанные с культом личности 
Сталина, вмешательством СССР в события в Венгрии или с «закапыванием 
капитализма»  [14] , наш председатель Совета Министров немедленно взрывался, 
терял хладнокровие, повышал голос, лихорадочно жестикулировал, сжимал пальцы в 
кулаки и употреблял неподобающие главе государства выражения, вроде: «Вы опять 
мне дохлую крысу подбрасываете. Если хотите нашу беседу направить в это русло, 
я вам не дохлую крысу, а дохлую кошку могу подбросить». В зале часто раздавался 
смех, но смеялись чаще не над развязными журналистами, а, к сожалению, над 
советским лидером.
 Справедливости ради надо сказать, что нередко Хрущев выступал с мудрыми речами 
и толково проводил беседы с высокопоставленными представителями США. В 
частности, мне понравились его краткие, убедительные ответы на вопросы 
конгрессменов во время встречи 16 сентября в Капитолии.
 Но эмоциональные взрывы часто портили положительное впечатление.
 Из Вашингтона Хрущев с делегацией в сопровождении шумной ватаги американских и 
иностранных журналистов, вооруженных всевозможной телевизионной, фото— и 
звукозаписывающей техникой, отправился в одиннадцатидневную поездку по 
различным городам и районам США: Нью-Йорк — Лос-Анджелес — Сан-Франциско — Де 
Мойн — Питтсбург, откуда возвратился в Вашингтон для заключительных бесед с 
президентом Эйзенхауэром. В каждом из названных городов устраивались 
официальные приемы, посещение промышленных предприятий, 
научно-исследовательских институтов, университетов, школ, ферм… Американцы 
удивлялись крепкому здоровью, выносливости и энергии шестидесятипятилетнего 
советского лидера, его способности выдерживать большие физические и 
психологические нагрузки.
 Однажды мы долго колесили на автомобилях по сельским дорогам, чтобы попасть на 
ферму Гарста. Я ехал в машине вместе с министром высшего образования Вячеславом 
Петровичем Елютиным и помощником Хрущева Лебедевым. Хозяин Кремля несколько раз 
останавливался возле полей, чтобы осмотреть кукурузу и пшеницу. Замирал и весь 
караван автомашин со свитой, обслугой и корреспондентами, растянувшийся на 
три-четыре километра. Теле— и кинооператоры стремглав неслись со своей техникой,
 чтобы запечатлеть Хрущева. Бегал с ними и я — как бы чего не случилось.
 Возвращаясь как-то после очередной пробежки, я разговорился с двумя 
кинооператорами. Один из них воскликнул:
 — О, Боже мой! Когда это все кончится. Я уже не могу больше бегать. Попросите 
Хрущева, чтобы он не останавливался в пути.
 Далее выяснилось, что хозяева их компаний дали указание снимать советского 
лидера всюду, где только можно, и что кинооператоры уже использовали в тридцать 
раз больше кинопленки, чем обычно они тратят на визит главы великой державы.
 Во время пребывания в Лос-Анджелесе и Сан-Франциско, крупнейших городах 
богатейшего штата Калифорния, было заметно, что мэры заранее подготовились к 
тому, чтобы дать политическое сражение Хрущеву в ходе запланированных встреч. В 
Лос-Анджелесе после встречи с киноактерами в Голливуде и осмотра 
достопримечательностей города вечером в большом зале отеля «Амбассадор» 
состоялся прием в честь Хрущева, устроенный местными властями. Начался раут, 
как принято в США, с ужина. Играла спокойная мелодичная музыка. 
Присутствовавшие пили вино, ели, мирно разговаривали друг с другом. За столом 
президиума сидели почетные лица во главе с Хрущевым и мэром Паулсоном. После 
окончания трапезы городской Голова произнес приветственную речь, в которой 
допустил грубый политический выпад в адрес высокого советского гостя. «Вам не 
удастся нас похоронить, господин Хрущев, — угрожающе произнес он, — и не 
стремитесь к этому. Если нужно, мы будем сражаться насмерть».
 Ответное слово Хрущев начал, читая подготовленный текст, в котором говорилось 
о необходимости для наших народов разоружаться, жить в мире и дружбе. Затем, 
отложив в сторону подготовленную речь, обращаясь к мэру Паулсону, сказал:
 — Зачем вы возвращаетесь к тому, что я предельно ясно объяснил в первых 
выступлениях по прибытии в Вашингтон? Мы протягиваем вам руку дружбы. Не хотите 
принимать — скажите прямо. Если вы не готовы к разоружению и хотите продолжать 
гонку вооружений, у нас не останется другого выхода, кроме продолжения 
производства ракет, которые мы производим сейчас на конвейере.
 Далее Хрущев заявил, что если американская сторона не готова к серьезному, 
спокойному обмену мнениями, он может прекратить поездку по США.
 На другой день американские газеты писали о неуместном выступлении мэра, о 
«недружественном приеме» и отмечали, что общественное мнение не на стороне тех, 
кто намерен столь холодно встречать советского лидера.
 Из Лос-Анджелеса Хрущев поездом прибыл в Сан-Франциско. Городские власти и 
население его хорошо встречали. Но чувствовалось, что наш премьер тяжело 
переживал перепалку с Паулсоном. Во время прогулки на корабле береговой охраны 
по красивейшему заливу Сан-Франциско корреспонденты плотным кольцом окружили 
стоявших на палубе Хрущева, Лоджа [15] и капитана корабля. Посыпалось множество 
вопросов. «Прессмены» прикрепляли микрофоны звукозаписывающих аппаратов на 
концы удочек и держали их на расстоянии каких-нибудь полсотни сантиметров от 
лица высокого гостя. С помощью такого самодельного устройства им удавалось