прав и поэтому, когда произведения советских писателей выходят за границей, 
иностранные издательства тоже не переводят в СССР положенные гонорары. Кто-то 
из присутствовавших в подтверждение моей мысли заметил:
 — Если бы английские радиостанции и музыкальные коллективы выплачивали гонорар 
только за исполнение произведений Прокофьева, Шостаковича и Хачатуряна, то они 
должны были бы ежегодно переводить Советскому Союзу многие десятки тысяч фунтов 
стерлингов.
 После» этого Шоу рассказал, что он сегодня был в Лондоне у своего издателя и 
что в советское посольство он заехал на минутку по делу. По словам писателя, в 
Англии готовится издание его полного собрания сочинений. На титульном листе 
каждого тома планируют поместить его портрет. Но ему не нравятся портреты, 
сделанные английскими художниками. Он желал бы поместить портрет, написанный 
известным советским художником-графиком М. И. Пиковым. Две недели назад он 
написал об этом художнику с просьбой прислать ему гравюру на дереве для того, 
чтобы здесь, в Лондоне, литографы смогли сделать оттиск. В конце своего 
рассказа Шоу попросил меня посодействовать тому, чтобы ускорить получение этого 
портрета.
 Я обещал это сделать. Распрощавшись с нами, писатель пошел к выходу. Мы 
проводили его до машины.
 На другой день утром я доложил послу о состоявшемся разговоре с Б. Шоу. 
Выслушав, посол дал указание подготовить проект телеграфного сообщения в Москву 
по этому вопросу.
 Вскоре был получен ответ, в котором говорилось, что принято решение выдать Б. 
Шоу в качестве первоначального гонорара двадцать тысяч фунтов стерлингов. 
Сообщалось также, что диппочтой в адрес посольства художник М. И. Пиков 
направил портрет.
 Когда он был получен, я, позвонив предварительно по телефону, поехал к Шоу. 
Его дом находился в семидесяти пяти километрах к северу от Лондона, в деревне 
Эйот Сейнт Лоренс, в графстве Хертфорд. Я поехал один на маленьком «воксхолле». 
На сиденье рядом со мною лежала дорожная карта, на которой я карандашом пометил 
предстоящий маршрут.
 День выдался солнечным, теплым. Самой трудной была дорога по дымным, 
промышленным предместьям Лондона. После получасовой езды по столице и ее 
окрестностям «воксхолл» выбрался на шоссе. Далее мой путь пролегал по 
проселочным дорогам среди полей, на которых тарахтели тракторы, среди лугов, 
где паслись знаменитые английские коровы и овцы.
 Однако проплывавший мимо пейзаж почти не привлекал мое внимание. Все мысли 
вертелись вокруг предстоящей встречи с великим писателем. Готовясь к ней, я 
прочитал о Шоу и его творчестве всю имевшуюся в посольстве литературу. Хотелось 
провести беседу так, чтобы у него осталось хорошее впечатление о советском 
дипломате. Поэтому я тщательно обдумывал, как лучше по существу и форме 
изложить те проблемы, с которыми ехал. Я опасался, что знаменитый острослов 
может опять поставить меня в тупик неожиданным высказыванием. Поэтому мысленно 
старался представить себе, какие каверзные вопросы он может преподнести в 
беседе.
 Чем ближе я подъезжал к месту, где проживал мудрый старец, тем дороги 
становились все более узкими, а их покрытие хуже и хуже. Дом Шоу стоял на холме 
у въезда в деревню. Двор был огорожен высоким зеленым забором. Грунтовая дорога,
 поросшая травой, вела прямо к воротам. Выйдя из машины, я подошел к калитке и 
дернул ручку звонка. Дверь открыла женщина лет сорока пяти в простой 
крестьянской одежде, на голове у нее был белый платок, из-под которого 
выбивались светло-рыжие пушистые волосы. В то время как я объяснял женщине цель 
моего приезда, появился хозяин и поздоровался со мной. Увидев на улице мой 
«воксхолл», он резко сказал:
 — Загоняй машину во двор! И пошел открывать ворота.
 Учитывая преклонный возраст писателя — ему был уже девяносто один год, я 
близко подошел к нему и сказал, что не нужно беспокоиться, пусть автомобиль 
постоит на улице. В ответ Шоу снова резко произнес:
 — Делай, что я тебе говорю.
 Не рискуя больше возражать почтенному старцу и желая ему помочь, со словами 
«разрешите, я помогу вам» я попытался вынуть засов. Но это вызвало еще более 
бурную реакцию. Он гневно крикнул на меня:
 — Отойди прочь, я полон сил и сделаю все сам!
 Я отошел в сторону и с опаской стал наблюдать за действиями Шоу. Он вытащил 
засов из скоб и, с трудом удерживая его на уровне груди, покачиваясь, словно 
штангист, понес его в сторону. Рыжая женщина и я молча продолжали следить за 
действиями старика. Затем он опустил один конец деревянного бруса на землю, а 
второй поднял кверху и прислонил к забору. Разделавшись с засовом, Шоу 
скомандовал:
 — Загоняй!
 Я покорно заехал во двор. Когда я доехал до указанного писателем места, он 
громко крикнул:
 — Стоп! Глуши мотор. Поставь машину на тормоза. Выполнив все команды, я вышел 
из машины и стал наблюдать, как Шоу проделал в обратном порядке весь ритуал с 
закрытием ворот. Затем, подойдя ко мне торопливыми мелкими шажками, он левой 
рукой приподнял соломенную шляпу, правой вынул из кармана носовой платок и стал 
вытирать пот с головы, лица и шеи и молча смотрел на меня улыбающимися 
бледно-серыми глазами. Все его старческое лицо выражало удовлетворение и 
радость — вот, мол, какой подвиг он совершил. Но Шоу тяжело дышал, руки его 
дрожали и, судя по его виду, еле стоял на ногах. Я все еще боялся открыть рот,