слаженно, профессионально пели русские и украинские песни. На крайнем лежаке ко 
мне спиной сидел старик и аккомпанировал певцам на гитаре.
 Я подошел к стойке бара, заказал стакан пива и поинтересовался у бармена, что 
это за люди.
 — Как, вы их не знаете? — удивленно спросил тот. — Это же всемирно известный 
хор донских казаков во главе с его руководителем Сергеем Жаровым.
 И указал мне на небольшого роста мужчину, сидевшего рядом с гитаристом. Только 
тут я разглядел, что гитаристом был Сергей Васильевич. Затем бармен сообщил, 
что хористы частенько наведываются в баню и, когда есть настроение, поют. 
Изредка сюда приходит Рахманинов, и тогда хор поет под его руководством.
 Казаки исполнили несколько песен. Потом хористы затянули песню «Вечерний звон».
 И тут Рахманинов, до того тихо подыгрывавший на гитаре, преобразился. Он 
несколько раз останавливал певцов, энергично и властно указывал, какие места 
надо петь медленнее, какие быстрее, какие тише, какие громче, требовал 
выдерживать паузы, соблюдать темп.
 Рахманинов встал, отложил в сторону гитару и стал дирижировать. Видно было, 
что маэстро во власти вдохновения. Несколько минут он терзал хор своими 
замечаниями, пока, наконец, позволил исполнить «Вечерний звон» от начала до 
конца без пауз. Затем маэстро попросил повторить песню еще раз.
 Каждую фразу, каждое слово песни артисты пели отчетливо, протяжно, какими-то 
взволнованно-трепетными, щемящими душу голосами, в которых слышалась глубокая 
тоска. Я был потрясен. Столь задушевно, искренне и красиво могли исполнять 
песню только артисты, покинувшие Родину и осознавшие, как тягостно им жить без 
нее. Такого проникновенного и красивого пения я никогда не слышал.
 Закончив пение, Рахманинов и хористы оделись, выпили в баре по чарочке водки и 
вышли в темноту промозглого зимнего нью-йоркского вечера.
 Рахманинов умер в конце марта 1943 года в Калифорнии. Перед смертью он завещал 
похоронить себя в родных местах под Новгородом. Как мне рассказывал генконсул 
Киселев, вначале предполагалось, что гроб с прахом композитора будет отправлен 
на одном из советских торговых судов из Сан-Франциско во Владивосток и далее до 
предполагаемого места захоронения. Однако антисоветские русские эмигранты были 
против и уговорили жену композитора Наталью Александровну не делать этого. 
Затем некоторое время в кругах русской эмиграции говорили о намерении семьи 
похоронить Рахманинова на русском кладбище в Сан-Франциско. Однако жена и 
дочери в конце концов приняли решение предать тело земле на кладбище Консико в 
маленьком городке Вальхалле недалеко от Нью-Йорка.
 Не могу не рассказать еще об одном случае, имеющем некоторое отношение к 
русской эмиграции в Нью-Йорке.
 На самой фешенебельной улице Нью-Йорка — Пятой авеню, между Пятьдесят девятой 
и Шестидесятой улицами, находился небольшой ювелирный магазин «Старая Русь». В 
нем продавались изделия из золота, драгоценных камней и фарфора. Это были 
большей частью предметы, ранее принадлежавшие царскому двору, богатым князьям, 
фабрикантам. Магазин держал некий А. Золотницкий Один квартал отделял магазин 
от советского генконсульства, и мы каждый день проходили мимо него. У его 
витрины всегда стояло несколько человек.
 Через три-четыре месяца после нападения фашистской Германии на Советский Союз 
хозяин магазина неожиданно выставил на витрину небольшую картину «Русские 
казаки в Берлине, 1814 год», под которой на ватмане черной тушью по-английски 
было написано: «Повторится ли история?».
 Интересно было наблюдать, как реагировали американцы, рассмотрев картину и 
прочитав надпись. В 1941-м и в начале 1942 года большинство прохожих 
скептически улыбались, не веря, что такое может произойти. Постепенно витрина 
стала привлекать все большее внимание, вызывать горячие дискуссии, особенно в 
дни окружения и уничтожения армии Паулюса под Сталинградом. Некоторые открыто 
утверждали, что история повторится, только вместо казаков первыми в Берлин 
придут советские танкисты.
 О картине «Русские казаки в Берлине» газета «Нью-Йорк таймс» поместила 
короткую заметку, что привлекало еще больше людей к витрине магазина 
Золотницкого.
 После победы советских вооруженных сил на Курской дуге летом 1943 года 
американцы, останавливавшиеся перед картиной, комментировали: «Теперь все ясно. 
История повторяется». Но однажды один прохожий возразил, подчеркнув, что 
произойти это сможет лишь в том случае, если союзники откроют второй фронт в 
Европе: Советский Союз в одиночку с Гитлером не справится. Раздался дружный 
смех. И я помню такую реплику: «Союзникам нужно торопиться, а то русские не 
только в Берлин, но и в Париж опять придут».
 В последние дни войны, когда каждому стало ясно, что первыми в Берлин войдут 
советские войска, прохожие останавливались возле витрины все реже, некоторые с 
явным недовольством смотрели на картину, и на их лицах можно было прочесть 
сожаление и немой вопрос: «Почему же не американцы первыми войдут в Берлин?»
 9 мая 1945 г. Золотницкий убрал картину.
 В годы второй мировой войны в США проводилось множество различных митингов, 
устраиваемых политическими, профсоюзными, женскими, молодежными и различными 
эмигрантскими организациями. Главной целью была моральная и материальная 
поддержка военных усилий советского народа. Американцы, не одурманенные 
антисоветской пропагандой и сознававшие, что фашизм является врагом всего 
человечества, требовали, чтобы США и Англия вели более активные военные 
действия против Германии.
 Во время митингов обычно происходил сбор пожертвований в фонд помощи Красной 
Армии. На важных митингах выступали посол Советского Союза, генеральный консул