Уже после смерти Сталина Орлов опубликовал книгу «Тайная история сталинских 
преступлений», дал показания в Комиссии конгресса, однако и тогда каких-либо 
полезных для американских спецслужб сведений не выдал. Он спокойно прожил в 
Америке до 1973 года и, в отличие от других высокопоставленных перебежчиков, 
умер своей смертью.
 Репрессии в отношении оперативных работников сказались — если не прямо, то 
косвенно — и на судьбах агентов, которых они вербовали или с которыми работали.
 Филби, Маклейн, Бёрджес чуть было не были исключены из агентурной сети после 
того, как «выяснилось», что участники их вербовки и первоначальной работы с 
ними — Малли «враг народа», а Орлов «невозвращенец и предатель». Их не 
исключили, но на какое-то время «законсервировали».
 Чтобы сохранить агентов, сотрудники Центра иногда шли на хитрости. В личном 
деле Китти Харрис, например, имеется запись: «Кем завербована — неизвестно». 
Это потому, что она была завербована Эйнгорном, осужденным «врагом народа», и 
наличие в «деле» его имени могло вынудить к прекращению связи с ней, а она была 
нужна.
 К сожалению, по аналогичным причинам связь с некоторыми агентами была утрачена 
навсегда.
 * * *
 Возникает вопрос, протестовал ли кто-нибудь из разведчиков против репрессий 
(не считая беглецов и «невозвращенцев»)?
 Автору известен один такой случай. Сын известного революционера и чекиста 
Михаила Сергеевича Кедрова, Игорь Михайлович Кедров (1908—1940), член ВКП(б) с 
1931 года, сотрудник центрального аппарата ИНО ОГПУ, в феврале 1939 года вместе 
со своим другом, старшим уполномоченным КРО ГУГБ НКВД В.П. Голубевым 
(1913—1940) обратились в адрес Сталина и ЦКК с заявлением о нарушениях 
социалистической законности и недостатках в работе органов НКВД. Вскоре оба они 
были арестованы, обвинены в шпионаже и расстреляны. В 1954 году реабилитированы 
посмертно.
 Сам Михаил Сергеевич Кедров, старый большевик, ненадолго пережил сына. Он был 
расстрелян в 1941 году. Посмертно реабилитирован.
 Последствия репрессий для внешней разведки оказались ничуть не меньшими, если 
не большими, чем для военной.
 К 1938 году были ликвидированы почти все нелегальные резидентуры, оказались 
утраченными связи почти со всеми нелегальными источниками, а некоторые из них 
были потеряны навсегда. Ветеран внешней разведки Рощин рассказывал мне, что 
когда после Отечественной войны он восстановил в Вене связь со своим бывшим 
агентом, тот воскликнул: «Где же вы были во время войны? Ведь я все эти годы 
был адъютантом самого генерала Кессельринга!» — одного из руководителей 
вермахта.
 Иной раз в «легальных» резидентурах оставались всего один-два работника, 
зачастую молодых и неопытных, даже не знавших языка страны пребывания. (В Токио 
ни один работник не владел не только японским, но и никаким другим иностранным 
языком!) К тому же в коллективах разведчиков как в центральном аппарате, так и 
за рубежом, нередко господствовала обстановка недоверия, подозрительности и 
растерянности.
 Трудности особого рода пережили «легальная» и нелегальная резидентуры в 
Германии. В силу сложившихся обстоятельств большинство сотрудников и агентов 
были евреями. Приход Гитлера к власти и начавшаяся кампания антисемитизма в 
стране привели к тому, что лица еврейской национальности вынуждены были 
покидать Германию. Таким образом, испытания на резидентуры свалились сразу с 
двух сторон.
 В начале 1941 года начальник разведки П.М. Фитин представил руководству НКГБ 
отчет о работе внешней разведки с 1939 по 1941 год, в котором говорилось: «К 
началу 1939 года в результате разоблачения вражеского руководства (иначе он 
писать не мог. —  И.Д.) в то время Иностранного отдела почти все резиденты за 
кордоном были отозваны и отстранены от работы. Большинство из них затем было 
арестовано, а остальная часть подлежала проверке.
 Ни о какой разведывательной работе за кордоном при этом положении не могло 
быть и речи. Задача состояла в том, чтобы наряду с созданием аппарата самого 
Отдела создать и аппарат резидентур за кордоном».
 В «Очерках истории российской внешней разведки» (т. 3) сказано, что «потери 
состава были столь велики, что в 1938 году в течение 127 дней подряд из внешней 
разведки руководству страны вообще не поступало никакой информации. Бывало, что 
даже сообщения на имя Сталина некому было подписать, и они отправлялись за 
подписью рядовых сотрудников аппарата разведки». Такое положение стало 
следствием того, что разгрому подверглись не только резидентуры, но и 
центральный аппарат разведок.




 Глава 7. ПЕРЕД 22 ИЮНЯ



 В предчувствии

 Пожалуй, самым сложным вопросом взаимоотношения Сталина с разведкой является 
вопрос о том, что же произошло в годы, месяцы, дни и часы, предшествовавшие