которые отсеялись по разным мотивам при наборе или выпуске международных школ». 
В то же время подлежали «возвращению в свои страны все лица, ранее учившиеся в 
международных школах и оставшиеся на территории СССР».
 Массовые репрессии, развернувшиеся в СССР в эти годы, влияли на настроения 
коминтерновцев. Если раньше они искали в СССР убежище от преследований на 
родине, то теперь, видя складывающуюся в Советском Союзе ситуацию, некоторые из 
них дрогнули. В этой связи характерна судьба иностранных слушателей 
коммунистических школ (институтов, университетов) в 1936— 1938 годах. В письме 
Г. Димитрову от 23 апреля 1938 года и. о. директора НИИ по изучению 
национальных и колониальных проблем (НИИНКП) Ф. Котельников просил содействия в 
отправке студентов из института, так как «дальнейшее их пребывание становится 
нетерпимым». Речь шла о 36 слушателях из Индии, Вьетнама, Филиппин, Сирии, 
Палестины, Японии, которые настойчиво добивались только одного: чтобы их 
отправили домой. Димитров поручил М. Москвину «ускорить разрешение этого 
давнишнего вопроса». Поскольку «ускорение» не получалось, а положение 
усложнялось, Димитров обратился 19 января 1939 года с просьбой к К. Ворошилову 
«отправить в Китай 58 человек, …вопрос с органами (НКВД) согласован».
 Отдел кадров подбирал на руководящие посты наиболее надежных людей. Достаточно 
назвать несколько имен из числа тех, кто в предшествующие войне годы занимал 
руководящие посты в ИККИ: И. Сталин, Д. Мануильский, А. Жданов, Г. Димитров, 
Эрколи (Пальмиро Тольятти), О. Куусинен, В. Пик, X. Диас, Д. Ибаррури, И. 
Копленик, Г. Поллит, Л.К. Престес, М. Ракоши, Э. Тельман, В. Ульбрихт, Чжоу 
Эньлай, М. Торез, К. Готвальд, Блас Рока, А. Запотоцкий, В. Коларов…
 Те из них, кто пережил войну, стали руководителями своих компартий и возникших 
после войны «стран народной демократии».
 С 1936 года ОМС стал называться «Службой связи Секретариата ИККИ». С учетом 
усиления напряженности международной обстановки и опасности войны 
рекомендовалось полностью отделить все легальные связи от нелегальных, а 
представителям «эмигрантских партий» — выделить ответственных лиц для связи с 
нелегальным аппаратом. Этим лицам запрещалось посещать легальные собрания 
партии. Предпринимались и другие меры конспирации: «резервный партаппарат» не 
привлекался к нелегальной работе, переговоры по всем вопросам нелегальной 
работы должны были вестись на конспиративных квартирах и т.д.
 Можно привести пример реорганизации Парижского пункта связи. В 1936—1937 годах 
были созданы три точки: первая — для связи с ЦК КП Франции, Испании, Бельгии, 
Люксембурга, с международными коммунистическими организациями (КИМ, МОПР, 
Антиимпериалистическая лига, Спортинтерн). А также с находившимся в те годы в 
Париже аппаратом во главе с Богдановым, осуществлявшим связь с Балканскими 
странами. Вторая точка— для связи с «эмигрантскими партиями», находившимися во 
Франции (КП Германии, Италии, Португалии, Греции, Албании, Югославии). Третья 
точка — для связи с компартиями Латинской Америки. Существовал и резервный 
пункт, способный начать действовать в случае провала точек. Пункт связи в 
Париже поддерживал связь с пунктами в Швеции, Голландии, Норвегии, а также 
осуществлял связь с Москвой по радио. Одна из радиостанций имела связь с 
Интербригадами в Испании. Из созданных четырех радиостанций две были 
действующими и две резервными. (После провала бельгийской «Красной капеллы» в 
1942 году ее руководителю Л. Трепперу удалось связаться с Москвой через одну из 
этих радиостанций.)
 Пункты связи в Париже, Праге, Брюсселе, Стокгольме, Стамбуле, Цюрихе, Афинах, 
Шанхае и других городах имели курьерские службы, специалистов по «паспортной 
технике» и тайнописи, шифровальщиков. В период Гражданской войны в Испании 
некоторые пункты Службы связи занимались переброской в Испанию добровольцев 
Интернациональных бригад. Располагавшиеся в портовых городах, пункты связи 
использовали с этой целью моторные лодки, часто прибегали к услугам тщательно 
проверенных моряков дальнего плавания.
 В годы репрессий становились все теснее контакты Службы связи с НКВД. 
Советские спецслужбы регулярно обменивались информацией об иностранцах и 
гражданах СССР, заподозренных в «неблагонадежности», «двурушничестве», 
«классовой враждебности» и т.д. Служба связи продолжала пользоваться 
фельдъегерской службой НКВД, а также услугами его других специфических 
подразделений.
 26 декабря 1935 года заведующий Службой связи Мюллер писал начальнику Особого 
отдела НКВД Гендину: «Просьба установить перлюстрацию писем, идущих из 
Стокгольма в адреса…» (далее указывались два московских адреса). Через пару 
дней такая просьба последовала в отношении писем, поступающих из Ирана: 
«…проверить возможную тайнопись, а о содержании сообщить».
 Служба связи неоднократно обращалась в НКВД с протестами по поводу нарушения 
сотрудниками НКВД (!) правил конспирации (например, лиц, приезжавших в СССР по 
линии Коминтерна, задерживали на пограничных пунктах и по несколько дней 
допрашивали).
 В этот же период Служба связи нередко пополняла свои ряды за счет кадровых 
сотрудников разведки. 1 октября 1937 года, в разгар репрессий, Д. Мануильский 
обратился в ЦК ВКП(б) к Г. Маленкову с просьбой относительно подбора следующих 
работников для аппарата ИККИ:

 «1) заведующий отделом международных связей. Нужен крупнейший организатор, 
знающий один из основных языков (немецкий, английский, французский), знающий 
заграницу, бывавший продолжительное время там, имеющий опыт подпольной работы. 
Лучше всего подошел бы бывший работник Наркомвнудела или IV Управления РККА.
 2) Начальник кадрового отдела ИККИ, знающий один из основных языков (немецкий,