г-н Черчилль и г-н Бирнс пришли к заключению, что Сталин не понял значения 
только что услышанного…»
 А вот как отозвался об этом эпизоде У. Черчилль:
 «Сталин не имел ни малейшего представления, насколько важно то, что ему 
сообщили…»
 Есть еще один вариант, согласно которому Черчилль или Трумэн сказал: «Этот 
азиат ничего не понял».
 Но «азиат» все прекрасно понял, он был уже готов к подобному известию, поэтому 
и был спокоен.
 Когда после открытия конференции он вернулся в свою резиденцию, то в 
присутствии Г. К. Жукова рассказал Молотову о состоявшемся разговоре с Трумэном 
по поводу бомбы. В конце беседы он, чуть улыбнувшись, заключил:
 —…Они посчитали, что я не оценил значения того, чего достигли американцы, и 
потому печально разочаровались моей реакцией. Надо будет сегодня же 
переговорить с Курчатовым об ускорении наших работ по атомной программе…
 Однако в тот вечер звонок из Потсдама не застал на месте руководителя 
Лаборатории № 2, и тогда Сталин попросил соединить его с Берией. Воспроизводим 
этот короткий телефонный разговор по воспоминаниям одного из сотрудников 
разведки, находившегося в тот момент в кабинете Берии:
 — Здравствуй, Лаврентий. Тебе что-нибудь известно об испытаниях американской 
атомной бомбы?
 — Да, товарищ Сталин. По нашим данным, ее должны были испытать неделю назад, 
но результатов взрыва мы пока не имеем.
 — Тебя дезинформировали, Лаврентий. Американцы провели испытание два дня назад.
 А теперь вот господин Трумэн пытается оказать на нас давление. Мы, Лаврентий,
 — Сталин говорил медленно, подчеркивая каждое слово, — не должны допускать, 
чтобы Америка могла иметь военное превосходство и шантажировать нас. Скажи 
товарищу Курчатову, чтобы он поторопился со своей «штучкой», и спроси, что 
необходимо ему для этого? Его предложения мы рассмотрим в самое ближайшее 
время…
 — Разрешите доложить, товарищ Сталин? — протянул в ответ Берия.
 — Нет, Лаврентий, мы послушаем тебя дома, в Москве. До свидания!
 Разгневанный Берия вызвал к себе начальника разведки Фитина и набросился на 
него:
 — Только что звонил из Берлина товарищ Сталин и сообщил, что испытания атомной 
бомбы прошли не десятого июля, как сообщил вам Антон (Квасников), а два дня 
назад. Он же липует у вас! Это ты как расцениваешь?
 Фитин пытался оправдаться, защищал Квасникова, уверяя, что тот никогда не 
липует. Ему с трудом удалось смягчить гнев Берии, и тот, успокоившись, приказал 
немедленно добыть информацию о результатах испытаний.


* * *

 Менее чем через месяц после испытания атомной бомбы весь мир потрясло известие 
о ее боевом применении. Шестого августа 1945 года, в 8 ч. 15 м., по приказу 
американского президента Трумэна первая атомная бомба под издевательским 
названием «малыш» была сброшена с самолета, носившего в честь матери пилота имя 
«Энола Гей», на японский город Хиросима. В пламени взрыва 100 тысяч человек 
погибли, около 15 тысяч вообще исчезли с лица земли («пропали без вести»), 
более 37 тысяч человек было тяжело ранено, 235 тысяч получили травмы от 
светового излучения и проникающей радиации. Через три дня вторая атомная бомба 
была сброшена на Нагасаки, где тоже погибли сотни тысяч мирных жителей. За 
несколько секунд! Что там Сталин с его лагерями!
 Два слова от автора. В это время наш артполк стоял в горах Тюрингии. Мы 
находились еще в состоянии эйфории от нашей недавней великой Победы, и эти 
взрывы не произвели на нас большого впечатления, точнее сказать, никакого. Мы 
уже взяли разрушенный до основания Берлин и повидали лежащий в развалинах 
Дрезден. Примечательно, что всего два месяца спустя, в ноябре 1945 года, на 
сборах командиров взводов инженер-капитан из штаба дивизии подробно рассказывал 
нам об устройстве и действии атомной бомбы и рисовал мелом на доске ее схему!
 Что касается реакции московского руководства, то оно было близко к состоянию 
паники. Только после Хиросимы и Нагасаки Сталин осознал масштабы и значение 
случившегося. Для него, как и для Берии и Молотова, атомная бомба до этого 
события была абстракцией. Только теперь он понял, что сброшенные на Японию 
бомбы в действительности предназначены быть уроком и напоминанием для нас о том,
 кто действительно является хозяином в этом мире. Надо было спешить.
 10 августа 1945 года Сталин вызвал к себе Курчатова. Тот нарисовал поистине 
безрадостную картину положения дел:
 — Дело двигается очень медленно. В Лаборатории работает всего 100 человек, 
вместе с техниками, рабочими и водителями (мы помним, что только в Лос-Аламосе 
трудились 45 тысяч человек. —  И. Д.), При таком небольшом коллективе решать 
важные и многообразные задачи трудно и сложно. Пока мы ведем только 
лабораторные эксперименты. Промышленной базы в нашей стране нет. Мы сейчас 
имеем подробные чертежи конструкции атомной бомбы. Мы знаем, как и чем ее 
начинить. В конце концов, мы можем ее и скопировать, чтобы сократить 
материальные затраты и сроки ее изготовления… Но речь идет о скорейшей 
ликвидации американской монополии… Надо в кратчайшие сроки создавать новую 
отрасль промышленности, которая производила бы все необходимое для технологии 
изготовления атомной бомбы…, нужны геологические изыскания урановых