входить без опаски.
 О случившемся мы поставили в известность Центр. «Директор» выразил сожаление, 
однако распорядился продолжать передачу информации Люси в связи с ее большой 
важностью. Радо должен был воспользоваться помощью компартии и подыскать новых 
радистов. Его же одолевали заботы в связи с разгромом организации и страх из-за 
нарушения основных правил безопасности и возможности собственного ареста. В 
тайнике на квартире Хамеля он держал документацию – сводку финансовых расходов 
всей агентурной группы и копии переданных радиограмм. Кроме того, там же 
находилась и его книга, которую использовали для зашифровки радиограмм. Во 
время обыска тайник отыскали. И Радо, не без оснований, опасался, что полиция, 
воспользовавшись этими материалами, сможет раскрыть ключ кода и прочитать все 
перехваченные ранее радиограммы. Таким образом, в нашем распоряжении оставался 
только мой радиопередатчик и личный код.
 В переданной нами ранее информации содержались и сведения о новой 
орликоновской пушке швейцарского производства, которая была еще засекречена. 
При тщательном анализе всех данных полиция могла бы выйти на источник – их же 
военного обозревателя Рёсслера. Тем самым под угрозу попадал самый ценный наш 
источник информации. А из финансовой документации полиция могла почерпнуть 
данные обо всей агентурной группе, в том числе и обо мне. Как показало 
дальнейшее развитие событий, опасения мои были обоснованными.
 Через несколько дней Радо сообщил мне, что женевским членам компартии удалось 
установить связь с находившимися в тюрьме Хамелем и Болли через одного из 
охранников. Хамель сообщил нам, что ему показывали мою фотографию и сказали: 
вот, мол, глава всей разведывательной сети. По всей видимости, они тогда еще не 
знали о существовании Радо. Тот немедленно выехал в Берн, где скрылся, но 
вскоре нашел в себе мужество и возвратился и даже поселился в своей квартире. 
Выявив за собой слежку, во всяком случае, так ему показалось, он перебрался в 
Женеву и там скрывался у одной супружеской четы, симпатизирующей коммунистам.
 Об этих делах я сообщил в Центр и получил задание возглавить нашу группу. 
«Директор» известил меня, что Радо по его приказу должен познакомить меня с 
главными своими связниками Пакбо и Цисси. Хотя Радо уже не использовал свой код,
 Центр все равно время от времени посылал ему этим кодом радиограммы, считая, 
что его расшифровать невозможно.
 Радо согласился свести меня с Пакбо, Цисси же отказалась знакомиться со мной, 
боясь, что ее раскроют, и обосновав свое опасение тем, что два месяца тому 
назад к ней на квартиру якобы заходили два немецких агента. Как оказалось позже,
 после моего освобождения из тюрьмы, это была просто отговорка самого Радо. 
Причину этого мне понять было нетрудно: Радо хотел во что бы то ни стало 
остаться во главе организации даже действуя вопреки приказам Центра. Знал он и 
о том, что моя встреча с Цисси могла бы обернуться большой для него 
неприятностью, поскольку у нее я мог бы сверить свои данные, в особенности 
финансовые. Радо требовал, чтобы я выдавал большие суммы денег для оплаты Цисси 
и ее доверенных лиц, присваивая при этом значительную их часть. И все же мы с 
ней встретились годом позже.
 Затем Радо принял решение лично получать поступавшую информацию от Люси и 
передавать ее мне через связника, а связь Пьера Николя со мной взялся 
обеспечивать сам. Пьер был сыном Леона Николя, лидера крайне левых в женевской 
партийной организации, который подыскивал для нас радистов, чтобы мы смогли 
задействовать новые передатчики.
 Через некоторое время Радо сказал, что будет, пожалуй, лучше и надежнее для 
нашей агентурной сети, да и для него самого, если он найдет убежище в 
британской дипломатической миссии (в то время в Швейцарии никакого советского 
представительства не было, ближайшие находились в Анкаре и Лондоне). В этом 
случае наша сеть работала бы лучше, правда, пришлось бы ввести англичан в курс 
дела. Радо не имел личных связей с англичанами, поэтому Пакбо пришлось 
действовать через своего посредника Залтера, атташе по балканским проблемам. 
Англичане выразили готовность укрыть в случае необходимости Радо у себя. 
Оставалось согласовать этот вариант с Центром, куда я и передал просьбу Радо. 
Буквально в следующем же сеансе связи Центр ответил решительным «нет» и выразил 
удивление, как это такой старый и опытный работник мог додуматься до подобного 
предложения, ведь «англичане выйдут непременно на его линии связи и попытаются 
использовать их в своих целях».
 Такое отношение к межсоюзническому сотрудничеству разочаровало Радо, хотя оно 
и не противоречило той позиции, которая проскальзывала и ранее в аналогичных 
случаях. В 1942 году, например, в наши руки попали документы и планы, имевшие 
большое оперативное значение как для Советского Союза, так и для Великобритании.
 Сообщить о них по радио мы, конечно, не могли. Тогда Радо предложил передать 
их по надежным каналам англичанам. Центр на это предложение отреагировал тут 
же: «Упомянутые материалы сжечь». С точки зрения Центра было все равно: попадут 
ли документы союзникам или же в руки немцев.
 Как раз в это время я получил от Хамеля еще одно сообщение, переданное через 
того же охранника. От следователя ему стало известно, что органы безопасности 
напали на след еще одного передатчика в Лозанне и туда направляются специалисты,
 чтобы определить его точное местонахождение.
 Я поставил Центр об этом в известность, но получил указание продолжать 
передачу жизненно важной информации от Люси, несмотря на риск. Поскольку 
другого передатчика мы в то время не имели, а у меня не было возможности 
сменить квартиру, было принято решение передавать только информацию от Люси.
 В то время я встречался с Радо два раза в неделю, когда это позволяла 
возможность и соблюдались необходимые меры безопасности. Для Радо эти встречи