Одзаки и Мияги встречались друг с другом через короткие промежутки времени в 
кафе и закусочных. Позже Мияги стал приходить к Одзаки в дом под благовидным 
предлогом – как учитель рисования его дочери.
 За исключением разве лишь последних месяцев за все девять лет работы группы 
Зорге ни его шаги, ни деятельность всех его соратников не вызывали у японской 
полиции никаких подозрений.
 Основная опасность, которая подстерегала каждого из членов группы, – 
возможность обнаружить компрометирующие материалы в результате случайной или 
повседневной проверки автомашин или негласного обыска в доме.
 Этой опасности более всего был подвержен Клаузен. Чтобы проводить весьма 
частые сеансы радиосвязи с Центром, он, выбирая подходящие места, разъезжал на 
автомашинах с передатчиком, упрятанным в стареньком черном портфеле.
 Судьба его зачастую в буквальном смысле слова висела на волоске. Характерен 
случай, произошедший осенью 1937 года, о котором он рассказал следующее:

 «Поблизости от дома я взял такси и поехал к Вукеличу, из квартиры которого 
намеревался передать в Москву несколько радиограмм. Когда я около трех часов 
дня приехал к нему, то обнаружил пропажу довольно толстого портмоне, который 
был засунут в левый карман брюк. Я выбежал на улицу, но такси уже исчезло. В 
портмоне было 230 японских иен, мое водительское удостоверение с наклеенной 
фотографией и лист бумаги с английским текстом, переданным мне Зорге по 
финансовым вопросам. С него надо было сделать фотокопию. Зашифрованная 
информация по счастливой случайности находилась в моем черном, изрядно 
потрепанном портфеле вместе с рацией. Портмоне, по всей видимости, осталось в 
такси, ибо я отлично помнил, что вынимал его и открывал, когда рассчитывался с 
водителем. Номера такси, конечно, не запомнил. Я не знал, как поступить, затем 
рассказал Вукеличу о потере портмоне с довольно крупной суммой денег и спросил 
его совета. О финансовых расчетах, однако, не заикнулся, опасаясь, что он может 
рассказать об этом Зорге. На следующий день, набравшись храбрости, сообщил о 
своей пропаже в городское бюро находок, назвав содержимое портмоне: немного 
денег, водительское удостоверение и листок бумаги с английским текстом. Но 
портмоне так и не было обнаружено. Я же в течение нескольких дней не мог 
избавиться от страха».

 Одзаки снабжал Зорге информацией чрезвычайной важности, которую он получал в 
правительственных кругах, сообщая о ней только в устной форме. После их 
разговора Зорге составлял донесение, которое Клаузен незамедлительно передавал 
в Москву. Материалы же и документы, попадавшие время от времени в его руки, 
Одзаки отдавал Мияги, который переводил их на английский язык и затем вручал 
Зорге.
 Документы из немецкого посольства Зорге либо фотографировал сам, либо вручал 
на короткое время Вукеличу. Вместе с «одолженными» материалами они при случае 
попадали потом к курьерам.
 Недостаток такого рода работы проявился во время арестов, когда на квартирах 
основных членов группы были обнаружены документы, послужившие основой для 
предъявления им обвинений и начала допросов.
 В теоретическом плане еще одну опасность для группы представляли женщины. 
Находясь уже в тюрьме, Зорге самодовольно признавался в своих записках:
 «Женщины для агентурной деятельности совсем не подходят. Они ничего не 
понимают в политике и… я не получил ни от одной женщины более или менее 
удовлетворительной информации за всю свою жизнь. Поскольку я считал их 
непригодными для дела, в моей группе не было ни одной женщины».
 Нам представляется, что многочисленные истории с женщинами, которых у него в 
Токио было предостаточно, действительно никакого отношения к шпионажу не имели. 
Личные его дела никогда не касались его нелегальной деятельности.
 В течение восьми лет группа Зорге вела постоянный радиообмен с Центром, и 
японские специалисты радиоперехвата ничего не могли предпринять. С технической 
точки зрения группа работала безукоризненно. Зорге впоследствии написал:
 «Я был и сам удивлен, что мне удалось нелегально работать в Японии в течение 
многих лет, не будучи схваченным. Полагаю, что моей группе (иностранным ее 
членам и мне самому) в этом здорово помогло наличие легальных профессий, 
которые обеспечивали нам прочное общественное положение и доверительное 
отношение. Считаю, что все члены разведывательных групп, работающих за рубежом, 
должны обладать такими профессиями, как корреспонденты газет, миссионеры, 
представители различных фирм и так далее. Полиция несколько раз засылала в наши 
дома своих представителей в штатском, которые дотошно расспрашивали прислугу, 
но в целом не обращала на нас практически никакого внимания. Я никогда не 
ощущал за собой слежки и не опасался, что поведение европейских членов группы 
нанесет ущерб нашей нелегальной деятельности. Что же касается японских агентов, 
то здесь у меня такой уверенности не было. И произошло как раз то, чего я 
опасался».


Примечание А. Даллеса

 Как я отмечал в предисловии, советское правительство посмертно присвоило Зорге 
звание Героя Советского Союза и увековечило память, поместив его портрет на 
почтовую марку.