Молча мы направились к домикам посольства. Шли довольно быстро, но он почти не 
спотыкался в темноте, видимо, обладал хорошим зрением.
 Пройдя сквозь неосвещенные двери домика, вошли в мой кабинет. Включенный мной 
свет ослепил обоих на несколько мгновений.
 В отличие от нашей первой встречи Цицерон нисколько не нервничал, пребывая в 
хорошем настроении. Должен признаться, что сам я немного волновался, не имея 
представления, чем все это закончится.
 Первым заговорил он, коротко спросив:
 – Деньги у вас?
 Я кивнул.
 Засунув руку в карман плаща, албанец извлек две катушки для пленок 36 
миллиметров. Он протянул их мне на открытой ладони, но, когда я хотел взять их, 
отдернул руку и произнес спокойно:
 – Сначала деньги.
 Подойдя к сейфу, я не сразу сумел открыть дверцу, видимо, из-за волнения 
перепутал цифровую комбинацию. К тому же я стоял к нему спиной. У меня даже 
мелькнула мысль, что он может нанести мне сзади удар, забрать деньги и скрыться.
 Когда я наконец открыл сейф и вытащил оттуда сверток, руки у меня немного 
дрожали. Быстро захлопнул дверцу сейфа, едва не прищемив себе большой палец.
 Повернувшись, увидел, что Цицерон стоит на том же месте, устремив любопытный, 
в некоторой степени даже алчный взгляд на газетный сверток в моих руках.
 Момент был критическим. Я не собирался отдавать ему деньги, пока не получу 
четкого представления, что мы выторговали. Подойдя к письменному столу, 
развернул пакет и принялся громко пересчитывать банкноты. Он подошел ближе и 
про себя следил за счетом, судя по движению его губ.
 …Пятнадцать тысяч… двести пятьдесят… пятьсот… семьсот пятьдесят… шестнадцать 
тысяч…
 И так далее до конца. Пересчитав деньги, я снова завернул их в газету.
 – Давайте пленки, – сказал я, протягивая правую руку, а левую держа на свертке.

 Он отдал их мне и потянулся за свертком.
 – Пока нет, – сказал я. – Вы получите деньги сразу же, как только я взгляну на 
пленки. Вам придется подождать четверть часа, пока они будут проявлены. Для 
этого все готово. А деньги – вот они, вы их видели и сосчитали. Если вы не 
согласны, можете забрать назад свои пленки. Итак?
 – Вы слишком подозрительны и должны мне больше доверять. Но как хотите. Я 
подожду здесь.
 Я почувствовал громадное облегчение. Следовательно, это – не трюк. Только 
теперь я поверил, что все будет хорошо. Вид денег и их пересчет возымели свое 
действие. Почувствовав себя владельцем целого состояния, он, видимо, не хотел 
все испортить глупым упрямством. Да и доверял мне, наверное, больше, чем я ему.
 Пока я снова запирал деньги в сейф, он стоял спокойно около письменного стола. 
Да и я наконец успокоился. Критический момент миновал.
 – Хотите закурить? – спросил я и протянул ему пачку сигарет.
 Взяв несколько штук, он заметил:
 – Их вполне хватит до того, как вы вернетесь.
 Сев в кресло, он закурил. Выйдя из кабинета, я запер дверь снаружи, чтобы туда 
случайно не зашел ночной сторож, обходя территорию. Камердинер конечно же 
слышал, как в двери повернулся ключ, но, к моему удивлению, не стал 
протестовать, оказавшись в роли пленника. Я поспешил к своему фотографу.
 У него все было уже готово. Проявитель был доведен до нужной температуры. Он 
взял в проявку сразу обе пленки. Я внимательно наблюдал за его действиями и 
попросил давать объяснения по ходу, намереваясь в будущем делать все сам. 
Времени на проявление и закрепление ушло больше, чем я рассчитывал.
 – Можно ли здесь курить?
 – Конечно, но только тогда, когда пленки находятся в бачках.
 Фотограф действовал быстро и уверенно в свете красной лампочки. Через десять 
минут он открыл крышку первого бачка. Я собственноручно достал оттуда пленку, 
промыл ее и положил в закрепитель. Затем то же было проделано и со второй 
пленкой.
 Минуты, казавшиеся мне вечностью, тянулись. Наконец фотограф сказал:
 – Первая пленка должна быть готова.
 Прополоскав немного пленку, он поднес ее конец к световому экрану.
 Несмотря на крошечный размер негатива, я отчетливо разглядел машинописный 
текст. Документы были пересняты просто великолепно. Обе пленки пошли на 
промывку в проточную воду. За последней процедурой я наблюдал с нетерпением. 
Оставалось всего несколько минут.
 В заключение мокрые пленки были повешены для сушки на прищепках на протянутый 
для этой цели шнур. В помещении вспыхнула стоваттная электрическая лампочка. 
Взяв увеличительное стекло, я склонился над кадрами. И вот что я прочитал:

 «Совершенно секретно.
 Британскому послу. Анкара.
 Министерство иностранных дел».

 Под документом стояла совсем свежая дата.
 Заголовка и даты было для меня вполне достаточно.
 Выдворив фотографа, я запер дверь каморки и попросил его прийти через четверть 
часа. Затем направился к себе.
 Когда я вошел, Цицерон сидел на том месте, где я его оставил. Пепельница была