|
хирургического отделения. Стали по кучкам делить. По кучкам разделили… В этот
момент их старший кричит:
— Есть милиционеры и военные? Доставайте документы.
Смотрю, один военный вышел, потом милиционер в форме и еще один без формы.
Трое их было. Отдельно поставили. Мы как зашли, больше их не видели.
Провели нас на второй этаж, а там один из чеченов, хромой, узкоглазый, с
костылем, самый вредный он был — мужиков загнал в одну комнату, на которой
написано «Диетическое питание». Комнатка — пять на четыре. В этой комнате было
сто тринадцать человек.
Уже можно понять, в какую «кучку» попал Юрий Арзуманов. К счастью, не вместе с
летчиками и милиционерами, но, к несчастью, и не в ту, где кормили конфетками.
Что же было дальше? Рассказывает сам заложник:
«На вторые сутки, когда стрельба началась, они начали звереть. Хромой орал:
если хоть на метр отойдешь, убью. И по пять-десять человек в окна выставляли,
чтоб кричали.
Когда у меня уже не было сил кричать, этот хромой ударил меня прикладом в ухо.
Я только увидел, что бьет, и потерял от удара сознание.
Во время штурма хромой нас поставил на расстрел, лицом к стенке. Всех, кто был
в коридоре».
А вот совсем иные впечатления. Судя по всему, заложник из другой «кучки».
Николай Бригида, 68 лет:
— В воскресенье после обеда у нас концерт был. Чечены принесли гитару, и один
сел на площадке, начал играть и петь песни Высоцкого. И голос похожий был. А
потом лезгинку как начали выбивать! Воскресенье, понедельник все концерты
давали.
А вот у буденновской бабушки, мимо дома которой проходили террористы,
получился иной концерт, смертный.
Нурик, армянин, 24 года:
— Если кто из окон выглядывал, боевики прикладами стекла ломали, стреляли туда.
Одна бабушка выглянула, ей рукой показали: давай, мол, иди сюда. Она
показывает, нет, не выйду. Снайпер ее сразу убил, в голову.
Нурик был в числе тех, кто видел, как зверски убивали летчиков. Вот что он
рассказал:
«А что касается расстрела военных… На моих глазах троих летчиков и двух
милиционеров расстреляли. Их потом на носилках в морг, кажется, унесли. Их
рядом так поставили и… Да какое там в голову! В голову, ноги, тело — очередями
автоматов сплошное решето сделали. Их сразу человек по семь-восемь становилось,
у каждого в магазине по сорок пять патронов, и они еще сорок шестой в затвор
вставляли. И вот этот магазин полностью по людям…
На расстрелянных, я видел, рубашки как решето были. Бандиты боялись, сидели за
дверями, а гражданские носили».
Заложнику Михаилу повезло больше, его не мучили, не били прикладами в ухо, он
не стоял под дулом автомата и даже не видел расстрела со стороны. И у него иные
чувства.
«Относились чечены к нам просто. Заложник? Сидишь и сиди. В туалет — по одному.
Приносили шоколадки, конфеты женщинам. Простить бандитов нельзя за то, что они
женщинами прикрывались. Но я их понимаю».
Видите, он их понимает. А вот 15-летняя Инна Кисленко, на глазах у которой
умерла девочка, вряд ли поймет террористов.
«Утром они стали собираться, радостные такие, маски перед отъездом свои
понадевали. А девушка их, Раиса, вообще плакать стала, мол, нам не хочется вас
покидать, вы такие хорошие, мы тоже хотим мира… А там в полу, в каждой выемке
кровь…»
Что тут еще добавлять? Для всех, кто наивно верует в «шоколадные конфетки
террористов» и их разговоры о мире, пусть повторяют слова Инны Кисленко — «там
в полу, в каждой выемке кровь…». Сильнее не скажешь. Это и есть истинный оскал
террора.
КАК ОТПУСТИЛИ ТЕРРОРИСТОВ
22 июня 1995 года в Москве хоронили трех бойцов группы «А» — Владимира
Соловова, Дмитрия Рябинкина и Дмитрия Бурляева. Хоронили тихо, без особых
почестей. Героев посмертно не дали, хотя они настоящие герои. Телевидение
показало короткий сюжет с похорон, на том все и затихло.
А мне почему-то вспомнилась Москва четырехлетней давности. Наплыв народа.
Первые лица государства открывают траурный митинг. Столица склоняет знамена.
Портреты в черных рамках на первых полосах газет. Телеочерки на телевидении.
Трое погибших за демократию. Вне всякого сомнения, те парни шли на БМП с
|
|