Якшиянц. Экипаж — это первоклассные бойцы, они согласны пожертвовать собой, 
чтобы выполнить долг перед Родиной. Это я понимаю. Вы должны применить все, 
чтобы не выпустить нас. Я не верю, что вы просто так отпускаете. Такого не было.
 Не было никогда.
 Зайцев: Да, не было. А сейчас впервые проблема решается таким образом. Я 
подчеркиваю еще раз, ваши требования удовлетворены на самом высоком 
правительственном уровне.
 Когда читаешь магнитофонную запись переговоров, порою кажется, что там, в 
автобусе, находится благоразумный человек, со своими мыслями, чувствами. Он не 
лишен сострадания, то и дело говорит, что ему жаль детей, пытается 
философствовать о добре и зле, даже шутит! Но вот лишь один непредвиденный 
случай — в радиостанции террористов село питание. Штаб послал к автобусу 
женщину, работника аэропорта, с новыми батареями.
 Ну а кого же послать? Мужчину? Бандиты могут решиться на отчаянный шаг. Увидев 
в окно женщину, Якшиянц пригрозил: «Если еще кто-нибудь подойдет, как эта 
женщина, без предупреждения, — уничтожим автобус».
 Зайцев: Не было другого выхода. У вас село питание.
 Якшиянц: Питание у нас нормальное. Просто вам трудно кнопочку нажать.
 Полковник Зайцев «нажимал кнопочку» и вел переговоры одиннадцать часов без 
перерыва. Уговаривал, увещевал, лавировал, уходил от вопроса об оружии. Упорно 
работали местные комитетчики: они выявили сообщников Якшиянца, доставили в 
аэропорт отца одного из бандитов — Муравлева.
 Отец: Володя, доброе утро.
 Муравлев: Здравствуй, папа.
 Отец: Володя, мне страшно, и я плачу. Что ты творишь? Что ты делаешь с детьми? 
Остановитесь. Не оставляйте Родину, важнее Родины ничего нет! Куда вы катитесь? 
Подумай о бабушке, о дедушке Саше, подумай. Ты на его земле сейчас. Кого ты 
бросаешь? Остановись, сынок! Я тебя прошу. С ваших голов ни один волос не 
упадет. Это гарантии правительства, Горбачева. Если он сказал, кому еще верить 
в нашем государстве?
 Муравлев: Слушай, папа, мы повязаны друг с другом: кто выйдет, тот должен 
умереть. Такой закон у нас.
 Отец: Никто вас умирать не заставляет. Вы должны жить. Вы молоды.
 Муравлев: А что, разве плохо для государства валюту заработать? Подумаешь, 
пройдет каких-то десять лет, и мы эти два миллиона вернем. Ничего не случится.
 Отец: Два миллиона захотели? Зачем они вам, эти два миллиона? Честно надо 
трудиться. У нас в семье копейку зарабатывают трудом. Твой дедушка Ваня 
трудился, молотком добывал свой хлеб. Сынок, я должен с вами поговорить.
 Муравлев: Не надо.
 Отец: Ты хотел бы с матерью встретиться, проститься? Если она вас попросит, 
как сыновей, одуматься и вернуться, согласись.
 Муравлев: Больше нечего сказать?
 Отец: Ты не хочешь со мной в последний раз поговорить?
 Муравлев: Нет, не надо, тут все против.
 Отец: Можешь дать микрофон Павлу? Его Павлом зовут?
 Муравлев: Не надо, все это впустую.
 Отец: Володя, одумайтесь, там же маленькие дети, я слышу, они плачут.
 Муравлев: Кто плачет? Они смеются.
 Отец: Володя, ты подумай, если бы такое случилось с твоим двоюродным братом 
Алешкой, Лехой. Он такой же маленький.
 Муравлев: Уже поздно задний ход давать.
 Отец: Я с матерью разговаривал. Знаешь ведь, какое у нее здоровье.
 Муравлев: Не могу я, не уговаривай.
 Отец: Положи ее в гроб тогда, положи в гроб. Мать у нас труженица, тебя любила,
 лелеяла, обогревала, обмывала, кормила, в детский сад водила. Ты вспомни это, 
сынок. Давай я подойду. Хочешь или не хочешь, я обязан сказать. Я все-таки отец.

 Якшиянц: Не надо мучить парня. Он волнуется. На протяжении двух месяцев каждый 
из нас обдумывал. В любой момент мог отказаться. В любой момент. Сто раз!
 Отец: Павел…
 Якшиянц: Для меня не имеет значения, сколько нас человек. Здесь достаточно 
одного с зажигалкой. Даже если вы заберете всех, со мной вопрос не решите. Если 
кто будет подходить, я водителю и этой бабе-училке уши или что-нибудь еще 
отрежу и выброшу прямо в лицо…
 Волк показал зубы, почувствовав опасность. А дети который час сидели в душном, 
пропахшем бензином автобусе. Отец Муравлева взывал к совести бандитов.
 Отец: Деньги есть, самолет стоит, но мы, советские люди, обращаемся к вам. Я, 
как отец Володи, обращаюсь. Подумайте еще раз. Какое кощунство — взять детей 
заложниками. Такого даже варвары не делали.
 Якшиянц: С помощью ума, силы, хитрости они хотят добиться результатов. Но 
мы-то стоим по другую сторону баррикад. Нам надо добиться своего! Мы не грубим, 
не торопим. А можно события поторопить. Парочка жертв, и события потекут, 
побегут. И правительство приедет. Боже мой! Это очень много — тридцать человек.
 Да, это очень много — тридцать детских душ.
 Аэропорт был оцеплен солдатами, танки и бронетранспортеры замерли у летного 
поля, боезапас наготове. Они могли бы стереть с лица земли батальон, а может, 
даже полк противника, но оказались бессильными перед горсткой бандитов. «Альфа» 
тоже была бессильна. Пока бессильна.
 У микрофона другой бандит. Он назвался Германом.
 Герман: Вы не приняли наши условия с автоматами и бронежилетами?