романом «По поводу Долорес», где язвительно, талантливо и очень жестоко 
расправился со своей прежней любовницей. «Когда-то возможно было товарищеское 
отношение [двух любовников], – писал он, раздраженный „современной женщиной", – 
можно было смеяться вместе, свободно высказывать все, что на уме, получать и 
давать дружескую помощь. Теперь этого нет: с женщиной живешь, как с врагом, как 
с доносчиком». Он изображает себя «открытым» и «счастливым» человеком, жизнь, 
по его мнению, «априори обязана быть счастливой, счастье – норма», в любви все 
должно быть «весело, забавно, немножко смешно». Но люди (женщины?) все портят, 
ломают, всему мешают за последние сто лет. Уэллс не выносит «новых женщин». 
Бывший социалист и фабианец, он оплакивает прежнюю «красоту жизни – особняки, 
лакеев, сады», проклинает эмансипацию нового поколения: «Мужчина и женщина 
перестали понимать друг друга в новом мире, в котором мы живем, любовники 
обречены на мучительный и хитроумный конфликт двух индивидуумов». Герой романа 
в конце концов убивает свою несносную подругу и говорит себе: «Я чувствую 
сегодня, что я воскресаю в состоянии полного удовлетворения и самим собой, и 
всей вселенной». В самом конце книги о Долорес появляется несущая автору-герою 
покой и свободу женщина, в которой нетрудно узнать Муру.
 Несмотря на то, что он говорил, когда в 1934 году писал автобиографию, что 
никогда ничего интимного о себе не напишет, он еще десять лет тому назад в 
своем не столько слабом, сколько бледном романе «Тайные углы сердца» сказал о 
себе очень много. «Тайные углы [или „места", или „закоулки"] сердца» – это тоже 
история двух любовников. Она – молодая, он – пожилой, он – англичанин, она – 
американка. Он ведет читателя в закоулки сердца, открывает ему их тайны. 
Женщина в юности была для него богиня, красивая и властная, но одновременно и 
союзница, и помощница, и опора. Он говорит, что ищет в женщине отдыха и 
удовлетворения, покоя и дружбы. «Женщина  делает жизнь  для меня [создает, 
творит]. Все, что она делает, становится стоящим, все, что есть в моем мире 
радостного и прекрасного, дано мне женщиной. Все, что возобновляет энергию в 
человеке и оправдывает его усилия, – идет от женщины. Самое главное в жизни – 
работа, но без женщины работа только логическая необходимость и полная 
безрадостность. Страсти недостаточно. Нужна дружба, абсолютное доверие. Если 
это есть – все дозволено».
 «Закоулки сердца» и «Долорес» не единственные романы, где Уэллс выразил себя в 
личном и любовном аспекте. В «Клиссольде» и в «Великолепном исследовании» он 
пытается дать все ту же философию любви, основанную на опыте с Ребеккой, а в 
«Братьях» уже звучат ноты любви к Муре. Но в эти первые годы своей свободы он 
главным образом был занят мучительной для него и все более отпугивающей 
читателя публицистикой, в которой впервые появились саркастические и 
истерические настроения. Он подходил к ним близко уже в 1928 году, когда 
пытался дать схему мировой революции (подзаголовок одной его книги), и в 
«Легальном заговоре», где люди, готовые защищать будущее цивилизованного мира, 
должны были войти в открытое, но в то же время и тайное общество избранных и 
бороться за свет против тьмы, за атеизм против суеверий, за радикализм против 
реакции; в брошюре 1932 года «После демократии» он требовал немедленно решить 
вопрос, что делать после того, как мир поймет и оценит его идеи, и последует за 
ними, и осуществит его идеал. А еще через год, в «Облике грядущего», он 
вернулся к своей старой идее утопического романа («Современная утопия» была им 
написана в 1905 году), где народами правят пуританские тираны.
 По роману «Облик грядущего» год спустя в Голливуде был сделан многомиллионный 
фильм, в котором космонавты, инопланетные жители и межпланетные сообщения 
играли полуфантастическую, полуутопическую роль. Неудивительно поэтому, что в 
эти годы он стал принимать активное участие в создаваемых им самим 
прогрессивных федерациях, обществах и группах, где проповедовал идеи «самураев»,
 «Нового Иерусалима» и «обновленных республиканцев». Он терял к ним интерес так 
же быстро, как создавал их.
 Это были годы всевозможных радикальных конгрессов в Амстердаме, Париже и 
других столицах Европы, куда он посылал приветственные телеграммы, протестуя в 
печати против фашизма, нацизма, вооружений и бездействия Лиги Наций. Он 
оказался председателем ПЕН-клуба и там тоже старался влиять на писателей, 
поэтов и критиков, ежеминутно повышая свой и без того высокий голос, стараясь 
убедить их в пользе прогресса и в ничтожестве эстетики и всяческого искусства и 
сердясь на слушателей и собеседников, большинство которых относилось к этим 
вопросам равнодушно.
 В таких настроениях он в 1934 году решил поехать в США переговорить с 
Рузвельтом, и в Советский Союз – повидать Сталина. Белый Дом произвел на него 
сильное впечатление «мозговым трестом», который он там встретил. Со Сталиным 
разговора не вышло, как и с Лениным четырнадцать лет тому назад. По заранее 
обдуманному плану, он сначала решил прочесть Сталину лекцию о состоянии мира. 
Но Сталин слушал его (через переводчика) плохо и явно скучал. Когда Уэллс 
спросил, что Сталин хочет поручить ему передать Рузвельту, Сталину сказать было 
нечего. Уэллс хотел быть «почтальоном при почте амура двух гигантов», но из 
этого ничего не вышло.
 Однако самое большое разочарование ждало его при встрече с Горьким, приехавшим 
окончательно в Россию год тому назад. Горький, по словам Уэллса, оказался 
«сталинистом, защищающим все, что делает Сталин». Как председатель 
международного ПЕН-клуба Уэллс заговорил о «всемирном братстве писателей и 
людей науки», но Горький ответил, что за этой идеей кроется намерение Уэллса 
«помочь белоэмигрантам вернуться на родину и начать здесь антисоветскую 
пропаганду».
 Восхищение Уэллсом начало пропадать у Горького еще в начале 1920-х годов,