Ревеле). Он никогда не говорит с ней о британской политике или об Англии, 
только о Центральной Европе, о Восточной Европе, о Прибалтике и России. Она все 
еще ездит в Прибалтику, по одним им обоим ведомым делам. Она рассказывает ему 
анекдоты о пребывании в Советском Союзе Андре Жида, о визите Ал. Н. Толстого в 
Лондон. Несмотря на ее холод после прочтения его мемуаров и особенно – после 
фильма, они продолжают встречаться, они связаны теперь деловыми узами. Он 
записывает:
 «Завтракал с Мурой в „Савое". Она едет в Геную сегодня и потом в Берлин. 
Говорит о новой книге Арнольда Беннета. Уэллс согласен с Максом, что это – 
дрянь. Мура говорит, что Дороти Честон надоела Беннетту и он потерял всякое 
вдохновение после того, как она запретила ему носить рубашки с незабудками. 
Бедный Горький зарабатывает не более 300 фунтов стерлингов в год, не может 
вывести деньги из России, где его книги продаются по 2 700 000 экземпляров в 
год. Он живет чувством, не умом и не умеет относиться критически…»
  ( Октябрь 1930) 
 «Письмо от Муры… Она пишет мило и весело. Она женщина широкого ума и широкого 
сердца».
  ( Январь 1931) 
 «Днем Мура в „Веллингтоне". Сидели с ней до 8.30, пили херес. Потом пошли в 
венгерский ресторан, где сидели до 2-х ночи. Я чувствовал себя больным после 
такого питья. Она – как всегда, ей нипочем. Весь вечер, естественно, 
проговорили о России. Мура думает, мы все ошибаемся насчет русских. Она думает, 
как Уэллс, что капиталистическая финансовая система сломалась и кончилась и что 
России удастся ее пятилетний план – может быть, не в пять лет, но в том смысле, 
что она будет прогрессировать и сделается индустриальной страной, как США. Она 
видела Горького несколько недель тому назад. Он теперь абсолютный большевик, 
вернулся к своему классу, верит Сталину и оправдывает террор, от которого 
раньше содрогался. Он и Мура оба боятся иностранной интервенции. Мура уверяет 
меня, что недавние процессы в Москве [над вредителями] были всамделишными, не 
были выдуманы правительством».
  ( Март 1931) 
 «Завтракал с Мурой. Она показала мне письмо Горького. Он просит ее прислать 
ему английские книги по истории английской карикатуры. Он очень любит животных… 
В Петрограде во время голода у него был датский дог; однажды он ушел из дому и 
не вернулся. Его съели голодающие Петрограда».
  ( Январь 1932) 
 «Завтракали с Мурой в ресторане „Эйфелева башня"».
  ( Июнь 1932) 
 «Пошел с Мурой на час на матч Англия – Индия».
  ( Июнь 1932) 
 «Завтракал с Мурой, которая вернулась из Германии. Горький был очень болен в 
Берлине – опять осложнение с легкими. Лечил его профессор Краус. Давали 
кислород. Возраст – 64. Не позволили ему поехать в Голландию на 
антимилитаристский конгресс. Большевистская профсоюзная делегация хотела, чтобы 
он поехал в Париж. Мура протестовала (из-за его нездоровья)».
  ( Сентябрь 1932) 
 «Завтракал с Мурой. Уэллс вернулся в Англию из Грасса на месяц, повидать 
друзей. Он пригласил Муру в пятницу на пьесу Шоу „Плохо, но правда" („Too true 
to be good"). Ему будет 66 лет в четверг, 22-го. Вокруг него – только женщины, 
мужчин-друзей у него нет. Молодые ему неинтересны, и он не старается, как 
Горький, поощрять их. У него два законных сына, которых он любит, но он не 
позволяет им вмешиваться в свою жизнь. Двум другим сыновьям, от Ребекки Уэст и 
Амбер Ривз, он щедро дает все, что им надо  [53] . Антони Уэста он любил. 
Потом… Уэллс как-то исчез. Он очень умеет как-то вдруг исчезать, испаряться и 
никогда уже не возвращаться к людям».
  ( Сентябрь 1932) 
 «Завтракал с Мурой в Беркли-грилле и пил кофе с Г. Дж. Уэллсом, который тут же 
завтракал с какой-то весьма прельстительной молодой американкой. В 66 лет Уэллс 
выглядит чудно как молодо. У него кожа на лице – на двадцать лет моложе. Он 
пишет роман о мире, каким он будет через 100 лет… Мура резко ссорится с ним 
из-за России и международной политики».
  ( Октябрь 1932) 
 «Мой завтрак с Уэллсом был довольно скучен. Я опоздал на четверть часа. Томми 
и Гарри [леди и лорд Росслин] пришли в ресторан, чтобы посмотреть на Муру. 
Другие мои гости были: Бернсторф [немец, антинаци, позже казненный Гитлером] и 
Рандольф [Черчилль]. Уэллс придирался ко всем, потому что Мура говорила с 
Бернсторфом и хотела, видимо, владеть разговором… Мура выехала в Париж. Уэллс 
поехал ее провожать…»
  ( Октябрь 1932) 
 «Видел Муру в 6.30. Она говорит, что Гарольд [Никольсон] завидует моему успеху.
 Они едут с Уэллсом в Париж, а затем – в Сорренто к Горькому… Она показала мне 
открытку, на ней Эйч-Джи написал мелким аккуратным почерком: Дорогая Мура! 
Нежная Мура! Он посылает ей много денег. Делает подарки».
  ( Ноябрь 1932) 
 «Завтракал с Мурой в „Перрокэ". Она едет с Уэллсом в Зальцбург в июне. Она 
только что вернулась из Берлина… Мурины истории всегда забавны».  ( Май 1933) 
 «Мура вернулась».
  ( Июнь 1933) 
 «Завтракал с Мурой… Мура говорит мне, что в этом году Горький не приедет в 
Италию, но поедет в Крым… Горький сказал Муре, что при открытии Беломорского