было написано следующее: «Для нас, конечно, было бы лучше всего, если бы Гитлер 
и Сталин сцепились и растерзали друг друга» (информация об этом по каналам 
«кэмбриджской пятерки» быстро дошла до Москвы; а передал ее одному из членов 
«пятерки» - Энтони Бланту - антинацистски настроенный германский дипломат в 
Лондоне Вольфганг фон унд цу Путлиц). И вот, чтобы это самое «лучше всего» 
скорее бы наступило, и была организована сделка в Мюнхене, улетая из которого с 
клочком бумаги в кармане, Н. Чемберлен прямо так и заявил Гитлеру: «Для 
нападения на СССР у Вас достаточно самолетов, тем более, что уже нет опасности 
базирования советских самолетов на чехословацких аэродромах». Естественно, что 
столь «трогательные» рекомендации» британского премьер-министра самому Гитлеру 
немедленно попали на стол Сталина в виде соответствующего разведывательного 
донесения… б) осуществить фактически мгновенную и мощную военно-экономическую 
накачку милитаристских мускулов нацистской Германии. Но на этот раз без прямого 
участия британского капитала, ибо во второй половине 30-х годов это было уже 
чрезвычайно опасно для международного имиджа «доброй старой» Англии.
Технологически же сговор был осуществлен следующим образом. Выше уже 
подчеркивалось, что Ялмар Шахт был действительно выдающимся гроссмейстером 
финансовых и экономических шахмат. А быть таким гроссмейстером означает особое 
умение чрезвычайно тонко и точно выбирать политический момент для 
торгово-финансово-экономического торга на грани шантажа. Отлично понимая, что 
после введения в действие в конце августа 1936 г. меморандума об экономической 
подготовке к войне его блестящая афера с векселями МЕФО может не только лопнуть,
 лишив его головы, Ялмар Шахт, на фоне «исполнения Германией долга перед 
западной цивилизацией», выражавшемся в прямом пособничестве мятежу Франко в 
Испании вплоть до направления ему в помощь воинских контингентов (не говоря уже 
о других видах помощи), решился осенью 1936 г. предложить Лондону заключить 
между Великобританией, Францией и Германией широкое соглашение, в основе 
которого лежали бы французские уступки в колониальной и экономической областях. 
Момент для постановки такого вопроса был выбран на редкость удачно. Дело в том, 
что разгоревшаяся при активном содействии Англии, Франции, Германии, Италии и 
других западных стран Гражданская война в Испании с невероятной остротой 
обозначила целый комплекс глобальных проблем. Прежде всего, сам факт 
Гражданской войны в Испании, и тем более победа в ней Франко означали бы, что 
впервые с 1659 г. Франция теряет всякие гарантии безопасности тыла, т.е. со 
стороны Пиренейского полуострова. Автоматически это означало бы и начало утраты 
Францией как колониальной метрополии своих связей с колониями, а следовательно, 
и начало ее же извне ускоряемого падения и как великой державы, подпирающей 
«баланс сил» по-британски. Тем более что реальность угрозы такого развития 
событий в еще большей степени затрагивала саму Великобританию, которая с 1704 г.
 привыкла господствовать на Гибралтаре. А одержи поддерживаемый Гитлером и 
Муссолини Франко победу, это означало бы, что под прямую угрозу будет 
поставлена свобода мореплавания для британского флота. Перспектива и впрямь 
мрачная, особенно если учесть, что в этом случае свобода прохода через 
важнейший в системе общемировых морских коммуникаций Гибралтарский пролив, 
являвшийся одним из основных связующих Англию с ее колониями звеньев, будет 
прямо зависеть от находящегося под влиянием Берлина Франко. Хуже того, это 
означало бы и катастрофическую угрозу для свободы мореплавания в Атлантике, т.к.
 именно атлантическое побережье Пиренейского полуострова в буквальном смысле 
слова идеальное место для базирования оперирующих в акватории этого океана 
военно-морских сил и авиации.
Однако, с другой стороны, в том же Лондоне учитывали и возможные негативные 
последствия в случае победы республиканцев. В этом случае, рассуждали в Лондоне,
 при наличии в Испании правительства Народного фронта, поддерживаемого Москвой, 
получится, что фактически СССР контролирует этот важнейший в британском 
внешнеполитическом пасьянсе регион. Хуже того, «баланс сил» резко изменится, и 
ведущую роль в европейских делах будет играть Франция, которая будет 
поддерживаться Москвой. Следовательно, это будет означать не только кинжал, 
приставленный к спине любимого Лондоном Гитлера, но и прощание со всякими 
надеждами на то, что столь любовно выпестованный Лондоном фюрер когда-нибудь 
нападет на СССР. Но разве Гитлера привели к власти для того, чтобы потерять 
такие надежды?
Шахт блестяще учел весь этот пасьянс британских страхов и пустился во все 
тяжкие со своим предложением, поскольку тогда он считал самым важным получить 
доступ к источникам стратегического сырья, ибо как специалист видел, что ВПК 
Германии задыхается без этого - даже недавняя реоккупация Рейнской зоны в этом 
смысле мало что дала. Как документально установила советская разведка еще в 
январе 1937 г., Великобритания абсолютно точно знала об этой проблеме Германии, 
как, впрочем, и то, что Гитлер не готов к войне. Надо отдать должное факту того,
 что профессионалы из британского МИДа все-таки призадумались над тем, зачем 
Шахт вышел с таким предложением. Причина настороженности проистекала из того 
обстоятельства, что в Форин офисе прекрасно помнили, что когда Гитлера 
приводили к власти, он заявлял: «Дайте мне четыре года, и я буду готов к войне».
 Но прошло чуть менее четырех лет, и коричневый фюрер принимает новую программу 
экономической подготовки к войне, и тоже рассчитанную на четыре года 
(«меморандум об экономической подготовке к войне» от 26 августа 1936г.). Что он 
задумал? Да еще и выдвигая такие предложения через Шахта?
Пока профессиональные дипломаты настороженно молчали, на фоне только что 
образовавшегося «дуэта дуэтов» - т.е. спарки осей «Берлин - Рим» и «Берлин - 
Токио» - неожиданно восторженный интерес к этому предложению Шахта проявил 
формально далекий в тот момент от внешнеполитических дел канцлер казначейства,