войны. Энгельс утверждает, что падение русского царизма является единственным 
средством предотвращения мировой войны. Это - явное преувеличение.
Новый буржуазный строй в России… не мог бы предотвратить войну хотя бы потому, 
что главные пружины войны лежали в плоскости империалистической борьбы между 
основными империалистическими державами. в) Переоценку роли царской власти, как 
«последней твердыни общеевропейской реакции»… Что она была последней твердыней 
этой реакции - в этом позволительно сомневаться.
…Эти недостатки статьи Энгельса представляют не только «историческую ценность». 
Они имеют, или должны были иметь еще важнейшее практическое значение.
В самом деле, если империалистическая борьба за колонии и сферы влияния 
упускается из виду, как фактор надвигающейся мировой войны, если 
империалистические противоречия между Англией и Германией также упускаются из 
виду, если аннексия Эльзас - Лотарингии Германией, как фактор войны, 
отодвигается на задний план перед стремлением русского царизма к 
Константинополю, как более важным и даже определяющим фактором войны, если, 
наконец, русский царизм представляет собой последний оплот общеевропейской 
реакции, - то не ясно ли, что война, скажем, буржуазной Германии с царской 
Россией является не империалистической, не грабительской, не антинародной, а 
войной освободительной, или почти освободительной?
Едва ли можно сомневаться, что подобный ход мыслей должен был облегчить 
грехопадение германской социал-демократии 4 августа 1914 года, когда она решила 
голосовать за военные кредиты и провозгласила лозунг защиты буржуазного 
отечества от царской России, от «русского варварства».
Характерно, что в своих письмах на имя Бебеля, писанных в 1891 году (через год 
после опубликования статьи Энгельса), где трактуется о перспективах 
надвигающейся войны, Энгельс прямо говорит, что «победа Германии есть, стало 
быть, победа революции»…»
Не думаю, что у любого здравомыслящего человека могут появиться какие бы то ни 
было основания для предположения, что Сталину больше делать нечего было, кроме 
как спустя почти полвека критиковать «классика».
Как и любой другой в истории и современности нормальный государственный деятель 
высшего уровня, тем более творчески мыслящий и самостоятельно пишущий, Сталин 
прибег к исстари прекрасно известному, веками апробированному на высшем 
политическом уровне приему: путем анализа как самого исторического 
обстоятельства (факта), так и навеваемых им исторических параллелей с текущей 
современностью показать свою оценку современной ему мировой и внутренней 
ситуации, свое понимание глубинной сути происходящих на его глазах процессов. 
Прежде всего, это его реакция на красноречивое молчание Гитлера, вдохновленного 
агрессивным пособничеством Запада.
Во- вторых, это и откровенное предостережение Западу по принципу «я знаю, в чем 
тут дело, и потому не допущу повтора».
В- третьих, это также и предостережение всем своим политическим визави, в т.ч. 
и особенно из числа внутренней оппозиции, чтобы никто из них не рассчитывал на 
возможность повтора февраля и октября 1917г.
В- четвертых, это еще и очередное подчеркивание того факта, что начавшееся 
несколькими годами ранее дистанцирование от ортодоксального марксизма и курса 
на т.н. «мировую революцию» не есть временная кампания, но суть постоянная и 
принципиальная политика впредь.
В- пятых, поскольку это было проделано в виде письма к членам Политбюро, то это 
в свою очередь означает, что Сталин прекрасно отдавал себе отчет в существующей 
постоянной утечке информации из Политбюро, в т.ч. и за границу, и в данном 
случае именно на нее-то и рассчитывал, что, кстати говоря, было вполне верным 
расчетом, ибо так быстрее дошло до ушей всех заинтересованных сил и лиц{20}.
Так оно и вышло - оппозиция, например, не только услышала, но и ответила, 
правда, на свой лад - как убийством Кирова, так и откровенной консолидацией 
своих рядов. Запад, естественно, тоже не остался глухим, и уже в конце марта 
1935 г. на стол Сталина легло очень серьезное, очень тревожное разведывательное 
сообщение - полная запись бесед об англо-германских переговорах, состоявшихся в 
Берлине 25 и 26 марта между Гитлером и министром иностранных дел Великобритании 
Дж. Саймоном. Именно на этих переговорах Гитлеру впервые после его привода к 
власти вполне официально был обещан «зеленый свет» в экспансии на Восток. 
Одновременно, т.е. также в марте 1935 г., из Берлина поступила копия доклада 
германского посла в Лондоне, в котором говорилось: «Сейчас достигнуто 
фактическое равенство прав для Германии в вооружениях на суше; задача 
германского руководства состоит в том, чтобы завершить это огромное достижение… 
Ключ к положительному решению находится в руках Англии». Германский посол был 
абсолютно прав - все ключи находились в руках Англии, которая не преминула 
воспользоваться ими сугубо в антироссийских (антисоветских) целях.
Так, в развитие Лондонского англо-французского коммюнике от 3 февраля 1935 г., 
в котором обе стороны заявили готовность окончательно отменить военные статьи 
Версальского договора (де-факто военный контроль был снят с Германии еще в 
январе 1927 г.), Лондон спокойно проглотил горькую пилюлю Гитлера, объявившего 
9 марта 1935 г. о существовании в Германии военной авиации (кстати говоря, из 
28 типов стоявших на вооружении самолетов 11 были английского и американского 
производства), а 15 - 16 марта - еще более наглые заявления о создании вермахта 
вместо рейхсвера, введении всеобщей воинской повинности и создании целой армии 
из 12 корпусов и 36 дивизий. Причем проглотил с таким удовольствием, что уже 8 
апреля 1935 г. на конференции в Стрезе тот же Дж. Саймон высказался 
категорически против применения санкций к Германии в связи с откровенно 
грубейшим нарушением положений еще не отмененного Версальского мирного договора.