В один из вечеров я с рядом крестьян и крестьянок побывал в центре             
   Гуляйполя и действительно видел свободно гуляющими только тех, кто           
     жил в центре. (Среди них было много евреев.) Приходящих же из окраин       
         патрули разгоняли, записывали, нередко арестовывали, избивали 
прикладами                и указывали им дорогу к дому.

 На одном из собеседований с крестьянами на Песках (одна из окраин              
  Гуляйполя) я остановился подробнейшим образом на революции, на ее             
   задачах и на антисемитизме. Я охарактеризовал подлинные широкие              
  задачи революции и подчеркнул истинную роль и громадную опасность             
   антисемитских настроений. Я напомнил крестьянам их героическую борьбу        
        против погромов в 1905 году. Я еще раз указал им на то, каким должно    
            быть дело подлинного анархиста-революционера, стремящегося к тому,  
              чтобы трудящиеся могли наконец свободно и решительно выявить свои 
               творческие силы.

 -- За этим свободным и решительным выявлением сил трудящегося крестьянского    
            люда, -- сказал я, --простирается широкий путь ко всенародному 
счастью.                Будем же, товарищи, работать во имя возрождения 
разбитой у нас на                Украине революции, чтобы, пользуясь ею как 
средством, прийти к счастью.                Работа эта серьезная и 
ответственная. Она требует настойчивости                и героических жертв, 
ведущих по одному пути, к одной цели. Всякое                отвлечение в 
сторону будет срывать ее и тем самым губить новые наши                силы. А 
они пока так невелики, что бросаться ими как попало будет                
великим преступлением. Вот во имя этого я против того, чтобы что-либо           
     предпринимать сейчас по отношению к тем изменникам и провокаторам,         
       которые совершали гнусный весенний переворот и теперь живут под          
      крылышком палачей революции.

 -- Так что же вы, Нестор Иванович, стоите за то, чтобы этих провокаторов       
         не трогать? -- спросили меня в один голос все присутствовавшие на      
          этом собеседовании.

 -- Нет, я за то, чтобы их притянуть к отчету. Но на это будет время.           
     Я глубоко верю, -- сказал я этим своим нетерпеливым друзьям, --            
    что мы общими усилиями организуем наши крестьянские силы на более           
     прочных основаниях и изгоним немецко-австрийские контрреволюционные        
        армии вместе с их ставленником гетманом Скоропадским. Тогда мы всех     
           уцелевших провокаторов притянем к всенародному суду через сходы      
          и собрания революционных крестьян и рабочих. И им не будет пощады.    
            Как подлые провокаторы, они должны быть уничтоженными, и мы их 
уничтожим.                Но уничтожать их теперь, по-моему, не следует. Это 
повредит или                может повредить делу нашей организации как 
инициативной силы на                пути объединения крестьянских революционных 
сил против внешних и                внутренних врагов революции, врагов свободы 
и независимости трудящихся                от власти капитала и его кровавого 
детища -- государства. Это, --                подчеркивал я друзьям своим, -- 
мы должны серьезнейшим образом учитывать                при подходе к 
практическим действиям против известных нам провокаторов.

 *

 Многих моих друзей-крестьян я не мог уже видеть: одни были расстреляны,        
        другие посажены в тюрьму, где они по закону немцев и гетманцев исчезали 
               бесследно.

 Те же, кто остались в живых, были ограблены, чуть ли не еженедельно            
    подвергались обыскам и избивались прикладами и шомполами.

 У оставшихся в живых крестьян я уже не замечал того энтузиазма,                
той сплоченности и веры в свои стремления, которыми они жили всего              
  два с половиною -- три месяца тому назад. Но это меня не особенно             
   беспокоило. Я верил, что, стоит только начать дело организации крестьян      
          против их угнетателей, они восстановят и энтузиазм, и веру в себя     
           и в свое дело. К этому возрождению действия я стремился с особым     
           подъемом сознания долга революционера-анархиста вопреки анархистам,  
              живущим в наше время одним только голым отрицанием. И скоро я при 
               встрече и разговорах с крестьянами и крестьянками окончательно 
убедился                в том, что весь их угнетенный и как будто безразличный 
вид -- явление                временное.

 *

 Мы много говорили с крестьянами на разные темы. Между прочим, крестьяне        
        рассказали мне подробно о вступлении немецкоавстрийских и гетманских    
            отрядов в Гуляйполе; о том, как их встречала буржуазия; наконец,    
            о том, как вели себя и чем занялись эти поистине дикие 
контрреволюционные                банды в Гуляйполе.