|
Скоро показалась речка Волчья и спуск ее к берегу. Я подал команду:
"Повод!" Мы быстро вскочили в ее холодную осеннюю воду и
остановились лишь на другом берегу.
Затем мы поднялись в гору и на дороге, ведущей к имению Серикова,
где стоял и ждал нас наш отряд, мы еще раз остановились, чтобы посмотреть
на развалины села Дибривки.
У троих из нас были бинокли. Они ходили из рук в руки. Каждый из
нас хотел увидеть кроме развалин во дворах этого села еще что-то
необъяснимое, но определенно вызывавшее в каждом из бойцов бурю
гнева и мести к своим врагам.
Стояли мы на этой дороге долго. Бойцам хотелось стоять и стоять
и смотреть на село, хотя все мы были мокрые и мерзли. К счастью,
лошади никак не хотели стоять. Они тоже перемерзли и проголодались.
Они рванулись в путь, словно зная, что место стоянки недалеко, что
они там поедят и согреются.
Мы тронулись с места и теперь уже неслись бешено, ни о чем не говоря
между собою, глядя лишь вперед и по сторонам, чтобы не влететь в
засаду к врагам.
Когда мы подскакивали к имению Серикова, оставшийся в нем наш отряд
был весь усажен на подводы и на лошадей и начинал вытягиваться в
сторону села Дибривки.
-- Почему? В чем дело? -- спрашивал я разведчиков, ехавших впереди.
-- Распоряжение товарища Каретника, -- был ответ.
Оказывается, Каретник, Марченко и Петренко потеряли терпение в
ожидании нас. Они пришли к мысли, что нас враги или окружали, или
схватили сразу всех, или же погнали в другую сторону. Поэтому они
решили ехать по нашему пути всем отрядом. Теперь вопрос выяснили
и весь отряд снова расстанавливался по своим местам.
Мы, побывавшие в селе Дибривке и изрядно вымокшие в речке, переоделись
и уже согревались по квартирам, осаждаемые расспросами со стороны
остававшихся в имении бойцов.
Я сделал доклад бойцам о том, что буржуазия сделала с селом Дибривки.
Бойцы и до этого доклада были взволнованы нашими рассказами о том,
что мы видели в Дибривках. Теперь же, когда все это было связано
одной нитью и изложено перед бойцами, рассказ мой их не столько
встревожил, сколько взбунтовал. Теперь они все кричали мне:
-- Нужно мстить, мстить, мстить! Веди нас, Батько, на врагов, мы
им отомстим!..
Надо отметить, что все содеянное нашими врагами в селе Дибривки
могло послужить лучшей пропагандой бунта и возмущения масс против
них. Это я сознавал и раньше, когда наблюдал за их гнусными действиями.
Но я знал также и то, что психологически бунт трудовых масс нужно
уметь направлять в сторону революции и за революцию. Я, наблюдая
за бойцами и слушая их в эти минуты, глубоко почувствовал в себе
веру в них и в то, что, встреться мы сейчас с любым немецким или
австрийским полком, мы его разобьем так, как его командиры никогда
себе и представить не смогут. Не говоря уже о том, что в эти дни
пусть не попадается нам ни один гетманский отряд, ибо он будет на
месте раздавлен. Но я хорошо знал, что цель наша не есть специально
беспощадная месть врагам. Наша цель была отчетливо формулирована
нашей гуляйпольской группой анархистов-коммунистов: физически
сломить силу врагов и духовно преодолеть или по крайней мере
наметить общие черты для преодоления той идеи, на которой
базируются и сила этих врагов, и вся ложь, охраняемая ею.
Придерживаясь в основном этой главной мысли группы, я согласно
ей поспешил своевременно внести в ряды повстанцев положения о нашем
общем отношении к врагам, которых мы еще только вчера беспощадно
уничтожали вместе с их имениями. Положения эти приводили к отрицанию
мести врагам. Цели организованного восстания требовали теперь крутого
поворота от вчерашних наших действий в другую сторону -- в сторону
серьезного разоружения буржуазии и вооружения революционных
тружеников деревни. И я на этом же докладе формулировал этот
крутой наш поворот так:
-- В задачу революционно-повстанческих отрядов имени Батько Махно
|
|