в сборе и веселились.

 План был таков: один миг, и товарищ Лютый убивает часового, который            
    прохаживается под окнами, а я бросаю шестифунтовую бомбу в зал,             
   и мы проскакиваем через двор Никущенко (соседний со штабом) на набережную    
            и далее к речке. Путь нашего бегства очень удобен для нас и 
охраняется                товарищами Каретником, Марченком, Рябком и другими.

 Но когда мы подошли поближе к зданию штаба, мы заметили, что в                
зал веселящихся вошло несколько дам с детьми. Дамы садились, а дети             
   подходили к окнам и, указывая друг другу в сторону соборной площади,         
       мило смеялись. Товарищ Лютый обратился ко мне:

 -- Вы готовы? -- и начал было отделяться от меня в сторону часового.

 -- Стой, Петя! -- кричу я ему вполголоса и сам отхожу от тротуара              
  к ограде церкви. Лютый почти подбежал ко мне и взял меня под руку.

 -- В чем дело? -- спрашивает.

 -- Нельзя убивать детей и женщин. За что они должны погибнуть среди            
    палачей? Нужно выждать, -- сказал я ему.

 И мы начали ходить взад и вперед среди гуляющей публики, обмениваясь           
     фразами и чуть не бранясь. Петя настаивал, чтобы ни с чем не считаться.

 -- Момент удачный, и штаб должен быть взорван, -- горячась, шептал             
   он мне.

 Я уговорил его удалиться от площади к кинотеатру. По дороге спешно             
   разъясняю ему, что задуманный нами акт -- серьезный и ответственный          
      акт. Он должен послужить, как мы это уже и обсуждали, не только           
     агитацией, но и прямым сигналом к открытому и решительному выступлению     
           нашей повстанческой организации во всем районе. Смерть же при этом   
             акте невинных, быть может, женщин, а главное, безусловно, невинных 
               детей, вызовет у населения района и к самому акту, и к нам не 
симпатию,                а вражду. А это может погубить все наше дело.

 Товарищ Лютый долго не хотел соглашаться со мною. Но, видя, что                
я говорю с ним без каких бы то ни было ужимок и колебаний, а категорически      
          и решительно, последовал за мною. Мы направились к набережной. По     
           дороге встретили С. Каретника, Марченко и других товарищей. Я 
сообщил                им, почему мы не взорвали штаб. И мы, оставив центр 
Гуляйполя, возвратились                на свои отдаленные от него нелегальные 
квартиры у крестьян.

 На другой день наше решение взорвать штаб немецко-австрийского                
районного командования подверглось более спокойному пересмотру.                
Я и С. Каретник пришли к тому, что, в сущности, уничтожение штаба               
 карательных немецко-австрийских войск не столько принесет пользы               
 организации восстания, сколько может ей повредить. Нам не дадут                
возможности работать среди гуляйпольцев. А вооруженная революционная            
    сила была налицо пока что только в Гуляйполе и прилегавших к нему           
     деревнях. Поэтому мы поставили вопрос перед остальными товарищами:         
       не лучше ли нам еще раз объехать район, еще раз убедиться в твердости    
            революционного духа крестьян по району? Товарищи Марченко, Лютый,   
             Рябко и другие настаивали на том, чтобы штаб взорвать теперь же,   
             не откладывая на будущее. Они требовали от всех товарищей 
присоединиться                к их предложению.

 -- Ивана Яковлевича (так они меня тогда звали) не пускать в центр              
  Гуляйполя. Мы сами бросим бомбы. А если погибнем на месте преступления,       
         то Иван Яковлевич должен будет организовать серьезное отомщение        
        нашим палачам.

 Я лично не противился этому их предложению, хотя и боялся, что                
они в пылу страстной ненависти к палачам сделают все, но неудачно.              
  Мне почему-то казалось, что они убьют и часового, и всех, кто на              
  подходе к штабу будет им мешать, но самого штаба не уничтожат.

 А Семен Каретник прямо запротестовал против этого их предложения,              
  мотивируя свой протест тем, что уж если решить уничтожить штаб,               
 то метание бомбы поручить только Ивану Яковлевичу -- как наиболее              
  хладнокровному и умеющему хорошо обращаться с бомбами.

 И товарищи решили сделать все для того, чтобы расчистить мне путь              
  к окнам здания штаба. Вечером мы пошли опять в центр Гуляйполя.               
 Сколько воодушевления проскальзывало тогда в каждом из шедших со               
 мною!.. Увы, по дороге мы встретились с нарядом державной гетманской           
     варты, и нельзя было его обойти. Мы должны были отряд остановить,