которых бойцы вольного батальона не успели полностью попрятать,       
         Шаровский первый решился на то, чтобы сдать немцам орудия и оружие     
           в негодном состоянии. С орудий он снял прицелы и панорамы, а с 
некоторых                даже замки и все это попрятал с намерением при первом 
же удобном                случае передать все эти вещи нашей организации. Об 
этом он сообщил                мне через крестьян, как только услыхал, что я 
нахожусь где-то недалеко                от Гуляйполя. При этом он старался быть 
осторожным, чтобы не попасться                мне на глаза. Мне было ясно, что 
В. Шаровский ясно сознавал, что,                как член штаба заговорщиков, он 
должен поплатиться жизнью, так как                эта измена взяла ряд жизней 
революционеров (немецкий штаб их расстрелял).

 Но в то же время для меня было ясно и то, что В. Шаровский отстал              
  от изменников. Так, несмотря на требования штаба немецкого командования       
         указать, куда делись прицелы, панорамы и замки от орудий, он не        
        сознался.

 С этим поступком Шаровского я очень считался. Кроме всего этого                
я знал Шаровского за выдающегося знатока артиллерийского дела и                
имел в виду использовать его знания в намеченном восстании.

 На этом основании я настаивал перед группой своих товарищей, сторонников       
         немедленного проведения в жизнь террористических актов против 
изменников                и провокаторов, чтобы В. Шаровского совсем изъять из 
списка изменников,                подлежащих уничтожению.

 После долгих споров товарищи согласились со мной. В. Шаровский                
был, казалось, на время вычеркнут из списка лиц, по-нашему, достойных           
     смерти.

 Через неделю после этого члены нашей группы выследили старого и                
опытного шпиона царского сыска, некоего Сопляка, и убили его.

 Убийство этого сыщика вызвало у трудового гуляйпольского населения             
   немалое удовлетворение. Крестьяне с усмешкой перетерпели ряд повальных       
         обысков. Однако обыски эти повредили нашим нелегальным собеседованиям  
              с крестьянами и даже моему пребыванию в Гуляйполе.

 Товарищи -- сторонники немедленного террора против провокаторов,               
 изменников и сыщиков скоро почувствовали правильность моего сопротивления      
          террористическим актам до поднятия крестьян на открытую вооруженную   
             борьбу.

 *

 Переехав в ближайшую от Гуляйполя деревню Марфополь, я использовал             
   все мое идейное влияние на своих товарищей в том направлении, чтобы          
      организовать ряд повторных крестьянских вооруженных нападений на          
      многочисленных вокруг Гуляйполя помещиков и их охрану.

 Гуляйпольские крестьяне выделили из себя около сотни вооруженных               
 бойцов. Деревни Марфополь и Степановка тоже. Поход против помещиков            
    и их наемной охраны начался. Скоро смерть и разрушение постигли             
   тех из помещиков, которые при отобрании у крестьян завоеванной ими           
     земли, живого и мертвого инвентаря занимались сами или заставляли          
      своих наемных немецко-австрийских и гетманских собак запарывать           
     крестьян до полусмерти плетьми и засекать шомполами.

 Но этот поход крестьян против помещиков вынудил меня со всем основным          
      ядром нашей организации опять расстаться с районом.

 Правда, мы (я, Марченко, Каретник, Лютый, Ф. Рябко и прибывшие                
на сей раз со мною из-под Днепра товарищи) сделали серьезную попытку            
    удержаться в нем. Мы перебрались на лучшие наши нелегальные квартиры        
        в самом Гуляйполе. Однако через день немецко-гетманские власти с        
        помощью своих лучших шпионов раскрыли нас и в одно утро застали         
       меня, Марченко, Лютого и двух приднепрянцев еще в постели.

 На наше счастье, в этой группе солдат и вартовых был человек, который          
      однажды попался нам в руки и обещал покинуть службу вартового. По         
       моему настоянию он остался на этой полицейской службе с целью добывать   
             и сообщать мне через своих родных все сведения, какие мне нужны    
            из боевой жизни немецких карательных отрядов и связанной с ними     
           гетманской державной варты.

 Это был молодой и серьезный парень, беженец из Волыни во время                
мировой войны. Попал он в Гуляйполе со всей своей родней, которая               
 вследствие безработицы сильно голодала. Он поступил на полицейскую             
   службу временно, чтобы выйти самому и вывести своих близких из положения     
           голода. Зная меня по революционно-общественному посту еще до