Собрание имело место через улицу от моей квартиры во дворе, в большом          
      крестьянском сарае. Посреди сарая стоял большой низкий стол. Вокруг       
         него сидела молодежь. А сбоку, прямо на застланной рядном земле,       
         по-цыгански сидели крестьяне постарше, лет по 30--40. Первые выпивали  
              и пели песни о крестьянской доле. Вторые играли в карты, в 
распространенную                у нас на Украине в зимнее время по деревням 
игру, в так называемую                "арбу".

 Mоe появление в сарае кое-кого смутило, но кое-кого явно обрадовало.           
     Почему, я еще не знал, но заметил. В сарае становилось уже темно.          
      Кто-то, видимо из старших, крикнул:

 -- Хлопцы, угостите чужого человека пивом!

 Я не прочь был выпить стакан пива, но чувствовал какую-то непонятную           
     для меня тревогу и воздержался, упросил не настаивать на том, чтобы        
        я пил, так как я-де нездоров и пить не буду. Меня попросили сесть       
         и поиграть с ними в карты. Я и от этого отказался и сделал им в        
        сжатых выражениях пояснение о том, что момент теперь такой тяжелый      
          для крестьян и рабочих, что этим труженикам есть о чем подумать       
         несравненно более серьезном, чем картежная игра.

 Пока я им это говорил, молодежь слушала внимательно. Люда же постарше,         
       я заметил, подталкивали друг друга под бока, подмигивали глазами         
       и каждый себе под нос посмеивался. Однако я на это не обратил особенного 
               внимания. Разговор на эту тему меня втягивал все более в роль 
пропагандиста.                Я вообразил себе тут же, что из этой молодежи 
можно создать солидный                по количеству кружок, а из кружка выбрать 
более стойких людей и                создать боевую группу для начальной 
деятельности в целях поднятия                всей трудовой крестьянской массы 
против контрреволюции. Я увлекся                своей речью и не заметил, как 
молодежь вся насторожилась, как игроки                в карты бросили свою игру,
 прекратили свой глупо-злобный смех и                тоже, одни сидя, другие 
вставши и стоя, повернулись ко мне и слушали                меня с разинутыми 
ртами.

 А когда я, кончая, заговорил о непрошеных властелинах -- гетмане               
 и немецко-австрийском юнкерстве, об установленной ими черной реакции           
     над жизнью трудящихся вообще и крестьян в особенности, причем особенно     
           ярко рассказал о том, как власть поступает с крестьянами в тех 
районах                Украины, где крестьяне отобрали у помещиков и кулаков 
землю, живой                и мертвый инвентарь; когда я упомянул о том, что в 
этих районах                крестьян вешали на телеграфных столбах, 
расстреливали мужей и отцов                на глазах жен и детей с целью 
запугать все трудовое население, молодежь                не выдержала. Многие 
повскакали с мест и начали кричать, что "у                нас знают только 
играть в карты!..".

 Крестьяне постарше в свою очередь бросали в сторону молодежи:

 -- Мы, старые глупцы, научились только играть в карты!.. Это скверно,          
      но это правда, и мы от этого не отказываемся... А вот вы сбоку нас        
        учитесь пьянствовать...

 На все это молодежь подавала свои смешанные голоса. А в результате             
   и те и другие чуть не каждый, не зная даже сами для чего, подходили          
      ко мне и, дружески улыбаясь, ничего не говоря или произнося что-то        
        расчувствованно-подавленным голосом, пожимали мне руку.

 А затем двое из них, подойдя ко мне близко и повернувшись к своим,             
   сказали:

 -- Товарищи; оказывается, этот товарищ (указывая на меня) совсем               
 не такой человек, как мы думали о нем, и ему нужно об этом сказать!

 -- Верно, правильно, -- раздались голоса.

 И тогда эти два человека (это были Коробка и А. Ермократьев) отвели            
    меня в угол сарая, приподняли лежавшую здесь кучу одежды и, отбросив        
        ее в сторону, сказали мне:

 -- Смотри, товарищ!

 Я посмотрел. То была куча "обрезов", винтовок, револьверов,                
шашек и штыков.

 -- Это оружие, -- продолжали они мне пояснять, -- добыто нами в                
рядах красногвардейцев весною. Оно приготовлено против тебя, товарищ.           
     Мы думали, что ты шпион. И решили сегодня ночью схватить тебя, вывезти     
           в поле и там рубить тебя по кусочкам, чтобы выпытать, кто ты, а