Аршиновым, Масловым и другими я пошел на его заседание, надеясь               
 увидеть там и услышать виднейших социалистов.

 Действительно, у стола президиума этого съезда сгруппировался лучший           
     цвет проживавших в то время в центре бумажной революции социалистов.       
         Они выступали один за другим, говорили, махали руками, кричали один    
            сильнее и лучше другого. Лишь обиженный лидер центра 
социал-демократии,                гражданин Мартов, который много и временами, 
помню, мне так казалось,                неискренне, но дельно говорил, лишь он, 
этот непримиримый враг Ленина,                как ни надувался выкрикнуть 
громче и сильнее, чтобы как можно ярче                оттенить в своей речи то, 
что, видимо, считал самым важным, лишь                он бессилен был кричать. 
Его хриплый голос не позволял ему сравняться                с гораздо менее 
крупными и по мысли, и по ее выражению ораторами.                Он махал 
руками, кряхтел, сопел, но остался мало услышанным, мало                понятым,
 по крайней мере задними колоннами делегатов и простых посетителей              
  съезда. Кроме того, специально большевиками мобилизованные свистуны           
     своим демонстративным шумом и свистками мешали делегатам слушать           
     этого маститого правоверного социал-демократа меньшевика. Правда,          
      эта специально мобилизованная большевиками шайка демонстрантов мешала     
           делегатам выслушивать не только социал-демократических 
меньшевистских                ораторов, но и левоэсеровских, и даже 
большевистских. По крайней                мере, я был очевидцем того, как один 
из ораторов-большевиков (не                помню точно его фамилию) выступил и 
уже чуть не на половине речи                был заглушен свистком. Этот свисток 
имел большие шансы быть подхваченным                и пополненным другими 
свистками, если бы свистун не был своевременно                одернут и 
предупрежден (видимо, специальным руководителем шайки),                что-де 
"речь двигает наш, большевик!".

 Все вопросы, какие съезд текстильных профсоюзов съехался обсудить,             
   а также и решения по ним меня, крестьянина-революционера, и радовали,        
        и в то же время угнетали.

 Радовали они меня тем, что по ним я видел в пролетариях города                
понимание их трудовых интересов и целей, связанных с этими интересами.          
      По ним можно было убедиться, что боевой фронт городских пролетариев       
         растет, что намечаемые ими пути социальных достижений уже вполне       
         могут быть предохранены от покушения на них со стороны новой 
государственной                политической власти и что благодаря этому можно 
питать надежду,                что революцию, столь во многом уже обкарнанную 
во имя государственности                и в противовес свободной общественности 
двумя господствующими в                стране политическими партиями, 
революционные пролетарии могут еще                спасти.

 Угнетало же меня в вопросах и решениях съезда то, что я не видел               
 на нем выражения прямой воли представленных здесь пролетариев. Мне             
   лично казалось, что, хотя вопросы съезда и разрешались самими как            
    будто пролетариями и именем их класса, кровно заинтересованного             
   в них, они все-таки разрешались под влиянием воли и интересов политических   
             партий, которые каждая по своему и в своих партийных интересах 
истолковывала                перед пролетариями их цели и обязанности в смысле 
строительства                социалистического государства, со всеми его 
многочисленными органами                власти. А это резко отмежевывало всегда 
и отмежевывает теперь городских                пролетариев от трудового, не 
эксплуатирующего чужого труда крестьянства,                которое все 
определеннее и резче проявляет в своей практической                жизни 
оппозицию к власти, к ее претензиям выдумывать и писать для                него 
законы.

 Без тесного сотрудничества с крестьянством властолюбивому городу               
 и заражающемуся поневоле его властолюбием городскому пролетариату              
  самому не построить новой свободной общественной жизни. Эта истина            
    уже подтвердилась на опыте даже при условии, когда вместо строения          
      подлинного социалистического общества строилось полусоциалистическое,     
           полукапиталистическое государство, каким, в сущности, являлось под   
             именем "государства диктатуры пролетариата" государство            
    большевистско-левоэсеровского блока. Это государство взяло на себя          
      руководство социально-общественным строительством, что не требовало       
         от пролетариев ни самостоятельности и инициативы, ни здорового 
трезвого                ума и соответственнного организационного подхода к 
общественному                делу. За них подходили к нему по рецепту 
буржуазного государства                большевики и левые эсеры. Пролетариям же 
оставалось лишь выполнять                то, что говорили большевики и левые 
эсеры.

 И если даже при таком урезанном порядке вещей город без деревни                
не мог ничего широкого и плодотворного начать и с успехом закончить,            
    то при подлинном и полном социалистическом строительстве городские          
      пролетарии без прямого братского содружества с трудовым, не