-- А правда ли, что ваш командир -- житель из Сибири? -- спросил               
 я у бойцов.

 -- Родственники его переселились якобы в Сибирь, на поселение.                
Сам Петренко и его отец живут на Украине. Многие из нас его знают,              
  -- ответили мне мои собеседники.

 -- А что грозит ему? -- спросил я их.

 -- Нам объясняют, что он будет освобожден. Но мы этому не верим                
и думаем, что, как только получим на руки оружие, мы употребим все              
  свои силы, чтобы освободить его.

 Произнесший эти слова повернулся к своим товарищам как бы за подтверждением,   
             и его слова были подхвачены хором:

 -- Да, мы не остановимся ни перед чем, когда мы будем вооружены.               
 Наш Петренко должен быть с нами. Это наша гордость. С ним мы пойдем            
    на самый опасный фронт против контрреволюции.

 -- Вы, -- говорили мне мои собеседники, -- были с нами на Украине,             
   кажется на станции Царевоконстантиновке. Вы видели, что все чисто            
    большевистские отряды почти первые бежали из этого боеучастка, боясь        
        быть отрезанными немецкими отрядами. А мы оставались на фронте.         
       Наш Петренко сказал нам, что немцы отрезали под Бердянском анархический  
              отряд матроса Мокроусова. Мы старались втянуть в дело все 
проходившие                мимо нас отряды, чтобы помочь Мокроусову выбраться 
из кольца. И                хотя нам не удалось это выполнить, мы оставались на 
фронте до последней                минуты, пока можно было. За это время мы 
точно выяснили, что отряд                Мокроусова прорваться в направлении, 
куда отступают все красногвардейские                отряды, не может, поэтому 
грузится в Бердянском порту на баржи и                будет к Таганрогу 
отступать по морю. Когда наш Петренко получил                точные сведения, 
что Мокроусов уже погрузился и благополучно отчалил                из 
Бердянского порта, тогда только мы, петренковцы, снялись с фронта,              
  на котором несколько дней оставались одни-одинехоньки, и направились          
      по направлению к Таганрогу.

 -- Вы, товарищ комиссар, -- обращались мои собеседники ко мне,                
зная меня по предъявленному мною, еще на Украине, на станции 
Царевоконстантиновке,                документу главным комиссаром временного 
Комитета защиты революции,--                должны знать, чем занимались, в то 
время, когда мы оставались на                фронте, такие хваленые 
большевистские, вперемежку с анархистами,                отряды, как отряд 
матроса Полупанова. Он был далеко от фронта, в                Мариуполе, и 
воевал с инвалидами-фронтовиками, которых вся вина                была в том, 
что они выявили свое недовольство революционной властью,                
отказавшейся заботиться об этих калеках -- жертвах преступного самодержавия.    
            И вот этот, сомнительный в смысле революционной чистоты 
красногвардейский                отряд находится на почетном месте у 
революционной власти. С ним                так подло власти не поступят, как 
поступили с беспартийным революционным                героем Петренко и его 
отрядом!

 Этот выкрик рядового бойца из отряда Петренко был стоном души всего            
    отряда. Тяжело было дальше говорить с этими безымянными носителями          
      идеи самодеятельности, которая зашевелилась в проснувшейся от векового    
            рабства широкой массе трудящихся села и города. За ним, за этим     
           стоном, скрывалось слишком много гнева массы против всех, кто не     
           может, или может, но не хочет ее понять.

 К тому же бойцы, услыхав сигнал к обеду, начали прощаться и спешно             
   уходить на обед. Лишь один из них положил мне на плечо руку и на             
   ходу подавленным голосом, волнуясь, сказал мне:

 -- Не говорите ни с кем на стороне о том, что вы услыхали от нас.              
  Время опасное, нас преждевременно могут, как кур, перестрелять...

 -- Я, конечно, нигде об этом не заикнусь, -- ответил я наивному                
красногвардейцу. -- Но советую вам всем быть осторожными. И если                
вы думаете силою освободить своего командира из тюрьмы, вы должны               
 точно выяснить, что именно ему грозит, а затем уже, когда узнаете,             
   что обезумевшие власти хотят над ним потешиться, думаю, расстрелять,         
       то вы должны выяснить, как ваш командир охраняется и какие шансы         
       могут быть у вас на то, чтобы его сейчас же вывезти из Царицына.         
       Ибо ваши действия на этом пути могут принести слишком большой вред       
         и самому Петренко, и вам в особенности, если они окажутся 
несвоевременными                и недостаточно решительными.

 -- Спасибо за совет, -- сказал мне на все это красноармеец Б.,