ростово-нахичеванской группы.

 Зато в первый же день, как только я потерял всякую надежду разыскать           
     членов сельскохозяйственных коммун Гуляйпольского района и остановился     
           в Ростове с целью разыскать анархистов, я натолкнулся на вечернюю    
            газету "Черное знамя", формата в 1/6 печатных листа, с              
  информационными сведениями на обеих страничках исключительно о положении      
          фронта революции против контрреволюции, с неполными, в большинстве    
            случаев неточными и даже ложными сведениями.

 Редакция этого пресловутого анархического органа перемещалась из               
 одного отеля в другой, и это затрудняло не только меня лично, но               
 и многих анархистов, прибывших в Ростов из Одессы и других городов             
   Юга Украины, желавших разыскать ее, выяснить лиц, представлявших             
   ее.

 Помню, я проходил по базару-толкучке с намерением купить исподнее              
  белье, чтобы после трех недель переодеться. Я встретил на этом базаре         
       товарища Григория Борзенко -- серьезного товарища, работавшего в         
       свое время в Одессе и Харькове. Лично мы друг друга до этой встречи      
          не знали. Но при первой же встрече (нас познакомила товарищ Рива,     
           один из членов Мариупольской группы анархо-коммунистов) первым моим  
              вопросом к нему было: "Не знаете ли вы, товарищ Борзенко, кто     
           издает уличную вечернюю газетку "Черное знамя"?"

 Ответ товарища Борзенко был курьезный: "Говорят, что эту газетку               
 какие-то три анархиста издают. Но мне кажется, ее издают люди, желающие        
        пристроиться возле сильных: стало быть, наши враги".

 Встретиться с издателями этой спекулянтской вечерней "анархистской"            
    газетки мне так и не удалось. Видимо, и многим другим нашим товарищам       
         это не удалось, хотя многие между собой говорили об этой газетке       
         и о ее издателях; говорили, что издают ее люди, которые имеют в        
        кармане деньги и хотят иметь их еще больше. Для меня лично после        
        прочтения двух-трех номеров этой газетки было несомненным, что она      
          издается людьми предприимчивыми именно в области торговли и вещами,   
             и своей совестью; людьми, которые через фронт только проехали, а   
             крестьян и рабочих видели, вероятно, только тогда, когда, в силу   
             революции и роли в ней трудящихся, последних никак нельзя было 
обойти,                ибо они всюду были впереди -- и в часы побед революции, 
и в часы                смерти за нее.

 Но предпринять против этих лжеанархистов сейчас ничего нельзя было.            
    С одной стороны, потому, что наше движение, будучи разрознено на            
    множество групп и группок, не связанных между собой даже единством          
      цели, не говоря уже о единстве действий в момент революции, вмещало       
         в свои ряды всех, кто уклонялся от ответственности момента и бежал     
           из своих лагерей, делая под прикрытием анархического принципа 
"Свобода                и равенство мнений есть неотъемлемое право каждого 
человека"                от имени анархизма все, вплоть до шпионства, в пользу 
большевистско-левоэсеровской                власти за денежное вознаграждение. 
А с другой стороны, еще и потому,                что в это время поход против 
анархизма Ленина и Троцкого не был                еще прекращен, и наше 
выступление против людей, именовавших себя                анархистами, могло 
быть ложно истолковано, могло сыграть на руку                преследовавшей нас 
власти.

 Беда была в том, что, будучи разрозненными, не имея за собой организованных    
            широких трудовых масс, русские анархисты растерялись и в 
большинстве                своем вступили на путь -- полумолчаливый путь -- 
симпатии по отношению                к делам большевистско-левоэсеровской 
власти. Все это власть учла                с особым удовлетворением и с 
намерением извлечь из такого положения                известные выгоды, так как 
самыми опасными оппозиционерами для нее                были революционные 
анархисты.

 Власть шаг за шагом начала допускать снова выход анархистской прессы;          
      начала разбираться, с какими анархистами следует считаться, а с           
     какими не следует. Отсюда заметно начинает появляться в наших рядах        
        мысль о приспособленчестве, некрасивом, иезуитском приспособленчестве.  
              Наиболее сведущий в области торгашеского приспособленчества 
элемент                перестает думать об организации сил своего движения; он 
перебегает                к большевикам, оставаясь со званием анархиста. И эту 
свою перебежку                часто смешивает с принципом "свободы мнений", с 
которым                он, дескать, ничуть не порывает связи, а, наоборот, 
стремится укрепить                его в анархических рядах.

 В самый тяжелый и для революции, и для анархизма момент -- требующий           
     тяжелых усилий анархического коллективного ума и энергии -- анархисты,     
           получившие образование за счет трудящихся еще до их вступления в