сил, взятых                из разных частей. Это можно сделать путем 
постепенной переброски                на Южный фронт новых частей, которые 
могли бы быть предварительно                настроены на особое задание и 
предназначены для ликвидации Махно.                Такого плана начальник штаба 
не разработал". Так и в этот раз,                теперь уже последний, 
рациональное зерно было отброшено. В высших                эшелонах упорно не 
хотели считаться с реалиями жизни. В то время                бескомпромиссность 
считалась высшим проявлением революционного духа.
               28-го мая Реввоенсовет Южного фронта известили штаб махновцев о  
              запрете реорганизации бригады в дивизию. Нетрудно было предвидеть,
                что это вызовет у Махно резкую ответную реакцию. Имея крайне 
неуравновешенный                и взрывной характер, из-за чего большую часть 
своего девятилетнего                заключения провел в кандалах, Махно часто 
утрачивал контроль над                собой и обращался к крайним мерам, в чем, 
правда, был очень схож                со многими другими революционерами. Так 
было и в этот раз. Не прошло                и полтора часа после получения 
телеграммы из штаба фронта, как туда                полетел ответ: "Я никогда 
не стремился к высоким званиям+ и,                оставаясь честным 
революционером по отношению к Революции и народу,                заявляю, что с 
2 часов дня 28 мая не считаю себя начальником дивизии                и, 
соответственно, комбригом-3 . Даю свободное право каждой бригаде,               
 входящей в повстанческую дивизию, переходить в распоряжение Южфронта           
     и Чикваная, либо разбиться на самостоятельные отряды и работать            
    в интересах народа - это их воля. Сам же прошу послать человека,            
    который бы принял отчетность в средствах, которые выдавались штабом         
       армии+ Я больше сделаю в будущем в низах народа для революции -          
      я ухожу. Батько Махно".
               Возможно, "батько" надеялся, что штаб фронта, уразумев           
     безвыходность ситуации, обратится к нему с просьбой остаться и отменит     
           свой приказ. Однако этого не случилось. Того же 28-го мая 
командарм-2                отдал приказ начдиву-7 Е. Чикваная выехать в 
Гуляй-Поле для приема                бригады у Махно и назначения в ней нового 
командования. Что же касается                7-й Украинской дивизии, то она, по 
мысли Антонова-Овсеенко, была                создана в апреле и состояла из 
бригады Махно, отельной бригады Покуса,                Крымской бригады и 5-го 
кавалерийского полка. Из бригады Покуса                боеспособным являлся 
лишь 55-й полк, который деникинцы 17-го мая                разбили. Другие 
полки еще только формировались в Екатеринославе.                Однако этому 
помешала григорьевщина. Кавалерийский полк был брошен                против 
григорьевцев и в дивизию не поступил. Не поступила туда и                
Крымская бригада. А. Скачко писал, что она просто не успела сформироваться.     
           Таким образом, как и 2-я Украинская армия, 7-я дивизия состояла      
          только из бригады Махно, да и то, до того времени, пока он не решил   
             переформировать ее в дивизию. Нам не удалось выявить ни одного 
намека                в документах на то, что 28 или в ближайшие 1-2 дня 
Чикваная приезжал                в бригаду Махно.
               Тем временем реакция махновцев на эти события была быстрой и 
решительной.                29-го мая командованию Южного и Украинского фронтов,
 в Киев - Раковскому                и в Харьков - Каменеву и даже в Москву - 
Ленину "штаб первой                повстанческой дивизии" прислал телеграмму, в 
которой выразил                свое категорическое не согласие с решением 
Южфронта как несправедливым                в отношении "вождя повстанцев тов. 
Махно" и предупреждал,                что это решение может иметь фатальные 
последствия: "Все одиннадцать                полков повстанцев, которые входят 
в первую повстанческую украинскую                дивизию, считают тов. Махно 
своим ближайшим и природным вождем,                выдвинутым всеми трудностями 
и долгим путем революции. Абсолютно                достоверно, что с 
оставлением т. Махно своего поста целые бригады                не примут 
никакого командования. Несомненно, что это пагубно скажется                на 
фронте и тылу революции". Это, так сказать, эмоциональная,                
декларативная часть. Однако в штабе этим не ограничились и постановили:         
       1/ Настойчиво предложить Махно выполнять и дальше свои обязанности       
         и полномочия; 2/ Превратить махновские части в самостоятельную 
повстанческую                армию, руководство которой поручить тов. Махно. 
Далее в постановлении                говорилось о подчинении только что 
созданной армии в оперативном                плане Южфронту, и все оперативные 
приказы по армии должны были сообщать                всему командованию. "Штаб 
первой повстанческой украинской дивизии                категорически заверяет, 
- подчеркивалось в постановлении, - что                все возможные 
недоразумения, которые создаются, конечно, неточной                информацией 
агентов власти, безусловно, могут и должны ликвидироваться                
товарищеским путем". Завязалось телеграфное единоборство, поскольку,            
    как справедливо заметил В. Антонов-Овсеенко, Реввоенсовет Южного            
    фронта в тех обстоятельства просто неспособна на сколько-нибудь             
   реальные действия против Махно. Телеграф передавал, что Реввоенсовет         
       южного фронта признал действия и заявления Махно преступлением,          
      в связи с чем он подлежит аресту и суду Ревтрибунала. Поэтому 
Реввоенсовету                2-й Украинской армии приказывалось принять 
немедленно все меры к                тому, чтобы Махно не избежал кары.
               Тем временем деникинцы продолжали настойчиво атаковать, конница