стояли, опустив ремни касок под подбородок, подразделения СА, пели или кричали 
«Германия, пробудись!» Этот грохочущий пропагандистский поход вскоре создал 
внутри партии – как следствие самовнушения – настолько победное настроение, что 
Гиммлер вынужден был издать предписание, ограничивающее употребление алкоголя 
во время победных празднеств СС. [237] 
 По другую сторону стоял, по сути дела, только Брюнинг; одиночество его 
производило странное впечатление. Глубоко почитая президента, он ради него 
взвалил на себя тяжесть этой изнурительной предвыборной борьбы; потому что 
позиция социал-демократов слишком ясно показывала: они поддерживали Гинденбурга,
 только чтобы добиться поражения Гитлера. Двойственность их положения разделял 
и сам Гинденбург. В своей единственной за всю предвыборную кампанию речи по 
радио он решительно отверг упрёки в том, что будто бы являлся кандидатом 
«черно-красной коалиции». Но так или иначе, а выбор, перемешавший все фронты и 
устранивший любую лояльность, существовал только между Гиндснбургом и Гитлером. 
Вечером накануне 13-го марта берлинская газета «Ангрифф» самоуверенно заявила: 
«Завтра Гитлер станет рейхспрезидентом».
 По контрасту с этими радужными надеждами тем тяжелее был шок, когда стали 
известны результаты. Гинденбург одержал внушительную победу, собрав 49, 6 
процента голосов и оставив Гитлера (30,1 процента) далеко позади. Торжествующий 
Отто Штрассер приказал расклеить на улицах плакаты, изображавшие Гитлера в роли 
Наполеона, отступающего из Москвы. Подпись гласила: «Великая армия уничтожена, 
его величество император изволят чувствовать себя хорошо». Отброшенный далеко 
назад (6,8 процента голосов), окончил свою карьеру Дюстерберг; но его поражение 
все же раз и навсегда решило соперничество внутри лагеря националов в пользу 
Гитлера. За Тельмана проголосовали 13,2 процента избирателей. Кое-где 
национал-социалисты приспустили свои флаги со свастикой.
 Но Гинденбург все же чуть-чуть не дотянул до предписанного абсолютного 
большинства, и предстоял новый тур выборов. Реакция Гитлера на ситуацию была 
опять-таки примечательной. В партии распространялась нежелательная депрессия, 
кое-кто уже подумывал об отказе от второго, явно бесперспективного тура выборов.
 Гитлер же, не предаваясь эмоциям, уже вечером 13-го марта призывал в своих 
обращениях к партии, СА, СС, Гитлерюнгенду и национал-социалистическому корпусу 
шофёров к новой, удесятерённой активности. «Первый этап борьбы на выборах 
окончен, второй начался сегодня. Я и его буду вести с полной самоотдачей», 
провозгласил он и, как восторженно писал Геббельс, «этой симфонией 
наступательного духа» снова поднял и распрямил партию. Однако же один из его 
сопровождающих застал его поздно ночью в тёмной комнате, погруженного в 
задумчивость и безучастного – «фигура разочарованного, потерявшего мужество 
игрока, поставившего на карту больше, чем он мог заплатить». [238] 
 Тем временем Альфред Розенберг взбадривал приунывших приверженцев в «Фелькишер 
беобахтер»: «Теперь мы пойдём дальше – с ожесточением и безоглядностью, которых 
Германия ещё не знала… Основа нашего борения – это ненависть против всего, что 
нам противостоит. Теперь никакой пощады не будет». Всего через несколько дней в 
специальном обращении в поддержку Гитлера выступили около 50 известных лиц – 
представители знати, генералы, гамбургские патриции и профессора. Выборы были 
назначены на 10 апреля. Чтобы хоть как-то сдержать подстрекательскую агитацию 
правых и левых радикалов, окрашенную ненавистью, обидами и лозунгами 
гражданской войны, правительство со ссылкой на предстоящие пасхальные праздники 
объявило «гражданский мир», ограничивший предвыборную борьбу приблизительно 
одной неделей. Но как всегда в ситуациях, когда его загоняли в угол, Гитлер, 
вдохновлённый именно этой помехой, придумал особенно эффектный пропагандистский 
трюк. Чтобы как можно действеннее использовать свой ораторский потенциал и 
лично охватить как можно большее число людей, он нанял самолёт для себя и 
своего ближайшего окружения: Шрека, Шауба, Брюкнера, Ханфштенгля, Отто Дитриха 
и Генриха Хофмана. 3 апреля он предпринял первый из тех ставших знаменитыми 
полётов по Германии, в ходе которых он посетил 21 город, где день за днём 
выступал на четырех-пяти манифестациях, организованных в стиле операций 
генерального штаба. Конечно, партийная пропаганда сплела немало легенд вокруг 
этого мероприятия. Однако нельзя не признать, что полёты создавали впечатление 
богатства идей, дерзкого новшества, воинственности и жутковатой вездесущности. 
«Гитлер над Германией!» – таков был эффектный лозунг, в своей двусмысленности 
отражавший и ожидания, и страх миллионов людей. В своей самовлюблённости Гитлер,
 видя окружавшее его ликование, говорил, что ему кажется, будто он орудие в 
руках Бога и призван освободить Германию. [239] 
 Как и ожидалось, Гинденбург, за которого проголосовали почти 20 миллионов 
избирателей, собрал 53 процента голосов и без труда обеспечил себе необходимое 
абсолютное большинство. И всё же Гитлер, за которого проголосовали 13, 5 
миллионов человек, сумел добиться гораздо большего прироста голосов: всего за 
него было подано 36, 7 процента. Дюстерберг на этот раз не баллотировался, а 
Тельман получил всего немногим более 10 процентов голосов.
 В тот же день, в атмосфере усталости, спешки и упоения успехом, Гитлер отдал 
распоряжения, касающиеся выборов в ландтаг, которые через две недели должны 
были состояться в Пруссии, Ангальте, Вюртемберге, Баварии и Гамбурге. В них 
втягивалась опять почти вся страна – четыре пятых её населения. Геббельс 
записал: «Мы не останавливаемся ни на мгновение и сразу же принимаем решения» 
[240] . Гитлер снова отправился в полет по Германии и за восемь дней выступил в 
25 городах. Его окружение хвастливо говорило о том, что будет поставлен 
«мировой рекорд» личных встреч. Но этого как раз и не получилось. В 
лихорадочной активности Гитлер утратил индивидуальные черты, казалось, что 
вместо него действовал некий динамический принцип: «Вся наша жизнь сейчас – это