созданной не для доктринёрских дурачеств и политических перелётных пташек, но 
для борьбы за такое будущее Германии, в котором классовые понятия будут 
сокрушены». [166] 

 После этого Геббельс 30 июня созвал окружное собрание членов партии. Оно 
состоялось в Хазенхайде под Берлином. «Кто не подчинится нашему порядку, будет 
изгнан из наших рядов!» – кричал он собравшимся. Отто Штрассера и его 
приверженцев, пришедших, чтобы изложить свою позицию, штурмовики силой изгнали 
из зала. После этого группа Штрассера заговорила о «сталинизме чистой воды» и о 
том, что партийное руководство занимается целенаправленным «преследованием 
социалистов», но она все заметнее отступала. Уже на следующий день Грегор 
Штрассер снял с себя обязанности издателя в «Кампфферлаг» и в резкой форме 
отмежевался от своего брата. Фон Ревентлов и другие видные деятели левого крыла 
тоже изменили бунтовщикам – многие, вероятно, по экономическим мотивам, 
поскольку Гитлер дал кому пост, кому приход или же мандат, но большинство все 
же несомненно из соображений той «почти противоестественной личной преданности»,
 которую Гитлер сумел и внушить и в них сохранить, несмотря на все бесчисленные 
акты собственного вероломства. Геббельс уверенно заявил, что партия «извергнет 
из себя эту попытку саботажа» [167] . После чего газеты Отто Штрассера 4 июля 
возвестили: «Социалисты покидают НСДАП!» Но за ним почти никто не последовал; 
как оказалось, в партии фактически не было социалистов, да и вообще людей, 
способных теоретически мало-мальски обосновать собственную политическую позицию.
 Отто Штрассер основал новую партию, сначала она называлась «Революционные 
национал-социалисты», позже «Чёрный фронт», но ей так и не удалось избавиться 
от клейма группы литераторов-сектантов. Приверженцам Гитлера было запрещено 
читать газеты издательства «Кампфферлаг», но их излюбленная тематика и без того 
вскоре почти перестала кого-либо занимать: разоблачения из области интимной 
жизни руководящего аппарата выглядели мещанским педантизмом и вообще 
неуместными по отношению к партии, которая как раз, казалось, услышала зов 
истории и решительно поднялась на борьбу с мировой катастрофой. Теоретические 
же споры вокруг понятий никого не интересовали. Массы связывали свои надежды и 
ожидание спасения не с какой-либо программой, а с Гитлером.
 Выход Отто Штрассера из игры не только раз и навсегда покончил со спорами о 
социалистических принципах в НСДАП, но и означал ощутимую утрату власти для 
Грегора Штрассера. С этих пор у него уже не было ни власти внутри партии, ни 
газеты. Он ещё считался, правда, руководителем организационной работы в партии, 
имел резиденцию в Мюнхене и держал в руках ещё многие нити, но все больше 
отдалялся от членов партии и от общественности. Всего годом раньше журнал 
«Вельтбюне» предполагал, что Штрассер «в один не столь уж отдалённый день 
поставит своего господина и учителя Гитлера в угол» и сам захватит власть в 
партии [168] . Теперь же Штрассер её потерял и тем самым предопределил своё 
поражение двумя годами позже, когда он преодолел было свою покорность судьбе 
попыткой сопротивления, пока, наконец, уставший и сломленный, не покинул партию.

 Последним отголоском штрассеровского кризиса были волнения берлинских отрядов 
СА под командованием заместителя высшего руководителя СА по Восточной Германии 
и бывшего капитана полиции Стеннеса. Недовольство партийного войска было 
связано не столько со спорами вокруг социализма, сколько с нараставшими в 
Политической организации признаками номенклатурности и непотизма, а также с 
низкой оплатой за трудную службу во время избирательной кампании. В то время 
как штурмовики, оборванные и истощённые, вечер за вечером вынуждены были 
«рисковать своими костями», Политическая организация возвела себе роскошный, 
великолепно отделанный дворец – таков был часто повторявшийся упрёк, а в ответ 
на довод, что она в виде «Коричневого дома» как раз и соорудила штурмовикам 
монумент из мрамора и бронзы, они возражали: это выглядит памятником на их 
могиле. И вообще в Политической организации, мол, распространено мнение, что 
«СА существует только для того, чтобы умирать», писал один оберфюрер СА. Не 
зная, что делать, Геббельс из Силезии стал просить помощи Гитлера и СС. Когда 
восставшие штурмовики несколькими днями позже напали на здание окружного бюро 
на Хедеманштрассе, произошло первое кровавое столкновение с гиммлеровской 
чёрной гвардией. Об авторитете Гитлера говорит тот факт, что стоило ему только 
появиться, как бунт моментально прекратился. Но примечательно, что сначала он 
всячески избегал объяснений с Стеннесом, а вместо этого старался 
непосредственно успокоить сами отряды. Переходя от одной угловой пивной к 
другой, он в сопровождении вооружённых эсэсовцев присаживался к постоянным 
столикам штурмовиков, посещал их дежурки, заклинал отряды, иногда даже 
разражался слезами, говорил о предстоящих победах и высокой оплате, которая 
будет обеспечена им, солдатам революции. Пока же он гарантировал им правовую 
защиту и лучшие условия оплаты, для чего ввёл особый налог по 20 пфеннигов с 
каждого члена партии в пользу СА. В благодарность за службу СС получила девиз: 
«Твоя честь – это верность!»
 Конец бунта означал выход из игры фон Пфеффера. Сначала внутренне 
сопротивляясь, но затем, смирившись, командующий СА наблюдал, как росла власть 
Политической организации, что, в свою очередь, заметно ослабляло влияние СА. 
Одна из причин такого перемещения центра тяжести заключалась явно в том все 
яснее проявлявшемся «византийском» стиле, который Гитлер усвоил по отношению к 
своему окружению. Он все увереннее ощущал на себе знак благодати, а 
повседневное ликование масс только укрепляло его в этом убеждении. У него 
развилась потребность в поклонении, а на него были способны скорее 
мелкобуржуазные функционеры ПО, чем руководители СА, проникнутые духом военного