положит конец его беззаботному времяпрепровождению и вновь подчинит его 
учебному процессу. Ведь так он мог изо дня в день предаваться тому, чему хотел,
 – мечтать, рисовать, гулять, читать глубоко за полночь или же, судя по звукам, 
доносившимся из его комнаты, часами без остановки ходить по ней туда-сюда. Не 
раз и не два назовёт он годы в Линце самым счастливым временем своей жизни, 
«прекрасным сном», картину которого лишь слегка замутняло сознание краха, 
случившегося в училище. В «Майн кампф» он описывает, как его отец когда-то 
отправился в город и поклялся «до тех пор не возвращаться в родную деревню, 
пока из него чего-нибудь не выйдет». [91] 
 С тем же девизом отправляется в путь в сентябре 1907 года и он. И как далеко 
бы не приходилось ему в последующие годы удаляться от его прежних планов и 
надежд, но желание вернуться в Линц победившим и оправданным, увидеть город в 
страхе, стыде и изумлении у своих ног и воплотить в действительность вчерашний 
«прекрасный сон» осталось у него на всю жизнь. Уже во время войны он будет 
нередко говорить, устало и нетерпеливо, о своём намерении удалиться на покой в 
Линц, создать там музей, слушать музыку, читать, писать, предаваться 
размышлениям. И всё это было не что иное, как всё та же его прежняя мечта о 
барском доме с необыкновенно благородной дамой и одухотворённым кругом друзей; 
эта мечта никуда не делась и продолжала волновать его. В марте 1945 года, когда 
Красная Армия уже стояла у ворот Берлина, Гитлер велел принести в бункер под 
имперской канцелярией планы перестройки Линца и, как рассказывают, долго стоял 
над ними с мечтательным выражением на лице. [92] 

 Глава II
 Крушение мечты


 Вы – идиот! Если бы я никогда в моей жизни не был фантазёром, то, где были бы 
Вы и где были бы все мы сегодня?

     Адольф Гитлер 



 Вена в конце своей эпохи. – Кризис многонационального государства. – 
Оборонительные идеологии. – Страх немцев перед чужим засильем. – Антисемитизм.
 – Академия отказывает. – Смерть матери. – «Господин опекун, я отправляюсь в 
Вену!» – Прожекты, прожекты… – Новое фиаско. – Поворот спиной к буржуазному 
миру и потребность к кому-то прислониться. 

 Вена начала века – это европейская столица, сохранившая вековую славу и 
наследие веков. Блистая, возвышалась она над империей, раскинувшейся от 
нынешней России до самого края Балкан. Пятьдесят миллионов человек, 
представителей десятка разных народов и рас, – немцы, мадьяры, поляки, евреи, 
словенцы, хорваты, сербы, итальянцы, чехи, словаки, румыны и русины – были 
подвластны ей и объединялись ею. «Гениальностью этого города» было его умение 
смягчать противоречия, использовать очаги напряжённости, свойственные 
многонациональному государству, друг против друга и извлекать из этого свои 
дивиденды.
 Все казалось тут долговечным. Император Франц Иосиф отметил в 1908 году 
шестидесятилетие своего правления и был как бы символом самого государства – 
его достоинства, его последовательности и его запоздалости. Позиция высшего 
дворянства, державшего в своих руках как политику, так и все общество в этой 
стране, также казалась непоколебимой, в то время как буржуазия, добившись 
богатства, так и не приобрела тут сколько-нибудь значительного влияния. Ещё не 
пришло время всеобщего, равного избирательного права, но мелкая буржуазия и 
рабочий класс этого бурно растущего промышленного и торгового центра испытывали 
уже все более возрастающий нажим со стороны охаживающих их партий и демагогов.
 И всё же, при всём своём современном виде и цветении, это был уже мир 
вчерашнего дня – мир сомнений, надломленности и глубоко засевшего в нём неверия 
в самого себя. Блеску, с которым в очередной раз расцвела Вена в начале века, 
были уже присущи краски заката, и все дорогостоящие празднества, без которых не 
обходилось ничто, даже литература, несли в своей основе ощущение того, что 
эпоха уже израсходовала всю свою жизненную силу и продолжает жить только внешне.
 Усталость, поражения и страхи, все более ужесточившиеся межнациональные свары 
и близорукость правящих кругов постепенно раскачивали это одряхлевшее, 
наполненное богатыми воспоминаниями здание. Да, внешне оно стояло ещё во всей 
своей мощи. Но нигде больше атмосфера прощания и изнурённости не ощущалась 
столь явственно, как здесь, в Вене. Другого, более блестящего и печального 
заката буржуазной эпохи история не знает.
 Противоречия многонационального государства стали проявляться со все 
возрастающей остротой уже в конце XIX века, особенно же, когда в 1867 году 
Венгрия добилась значительных привилегий в результате знаменитого «уравнения 
прав». Обычно говорили, что австро-венгерская монархия – это горшок с 
многочисленными трещинами, перевязанный на скорую руку старой верёвкой. Вот и 
чехи уже требуют для своего языка равных прав с немцами, не утихают конфликты в 
Хорватии и Словении, а в год рождения Гитлера кронпринц Рудольф в Майерлинге, 
запутавшись в сетях политических и личных интриг, находит выход из ситуации в 
расчёте с жизнью; в начале века во Львове губернатора Галиции убивают прямо на 
улице, год от года растёт число уклоняющихся от военной службы; в Венском