накопленные до этого. Поощренный 
его вежливостью, я написал ему ряд писем по различным проблемам по мере их 
возникновения. Я не хотел вступать с ним в споры на заседаниях кабинета и 
всегда предпочитал излагать все на бумаге. Почти во всех случаях мы приходили к 
согласию и, хотя вначале у меня создалось впечатление, что он держится 
настороже, тем не менее я рад сказать, что с каждым месяцем его доверие и 
доброжелательность, видимо, росли. Об этом свидетельствует и его биограф. Я 
писал также другим членам военного кабинета и министрам, с которыми у меня были 
ведомственные и другие дела. Военному кабинету несколько мешало то, что он 
редко собирался без секретарей и военных экспертов. Это был серьезный и 
работоспособный орган, а преимущество свободного обсуждения вопросов без всяких 
формальностей и протоколов людьми, столь тесно связанными общей задачей, очень 
велико. Подобные заседания служат важным дополнением к официальным встречам, 
когда делаются дела, а решения заносятся на бумагу в качестве руководства к 
действию. И то, и другое необходимо для решения труднейших вопросов.
      Меня весьма глубоко волновала судьба огромной массы тяжелой артиллерии, 
которая была произведена в прошлую войну в мою бытность министром боеприпасов. 
Для производства такого рода оружия требуется года полтора, а для армии, 
независимо от того, находится ли она в обороне или в наступлении, очень важно 
иметь в своем распоряжении массы тяжелой артиллерии. Я еще достаточно хорошо 
помнил борьбу, которую пришлось выдержать Ллойд Джорджу с военным министерством 
в 1915 году, все политические страсти, разгоревшиеся по вопросу о создании 
сверхтяжелой артиллерии. Я помню, что этот план оправдал себя на практике. 
Характер войны на суше, когда он наконец выявился восемь месяцев спустя, в 1940 
году, резко отличался от того, что было в 1914 – 1918 годах. Однако, как мы 
увидим, эти тяжелые орудия сыграли важную роль в обороне страны. В это время я 
был убежден, что у нас есть клад, которым глупо было бы пренебрегать.
      Я написал письмо премьерминистру по этому и по другим вопросам.
      
      Военноморской министр – премьерминистру 10 сентября 1939 года 
      «Я надеюсь, Вы не будете возражать, что я посылаю Вам несколько замечаний 
конфиденциально. 
      1. Я попрежнему считаю, что нам не следует первым начинать бомбардировку,
 за исключением разве района, непосредственно прилегающего к зоне действия 
французских войск, которым мы, конечно, должны помочь. В наших интересах, чтобы 
война велась в соответствии с наиболее гуманными концепциями, и в неизбежном 
процессе повышения суровости и жестокости нам лучше следовать за немцами, а не 
опережать их. С каждым днем население Лондона и других крупных городов получает 
новые убежища, и через пару недель у нас будет гораздо больше сравнительно 
надежных бомбоубежищ, чем сейчас. 
      2. Вы, должно быть, знаете, что нам сообщили о состоянии наших небольших 
экспедиционных войск: у них не хватает танков, обученных расчетов для минометов 
и прежде всего тяжелой артиллерии. Надо ожидать справедливой критики, если 
обнаружится, что у нас не хватает тяжелых орудий... В 1919 году, после войны, 
когда я был военным министром, я распорядился свезти на склады массу тяжелых 
орудий, смазать их и содержать в порядке. Мне помнится также, что в 1918 году 
по заказу главного командования мы сделали две двенадцатидюймовые гаубицы для 
использования в нашем наступлении в Германии в 1919 году. Они так и не были 
применены, но это было последнее слово техники. Нельзя так просто ими 
пренебрегать... Мне кажется, необходимо сначала срочно посмотреть, что делается 
на складах, а затем немедленно привести все в порядок и выпустить боеприпасы 
новейшего образца. Если речь будет идти о тяжелых орудиях, то военноморское 
министерство может прийти на помощь, так как мы очень благосклонно относимся ко 
всему большому... 
      3. Вы, вероятно, хотите знать, каких принципов я придерживаюсь при 
пересмотре программы строительства новых судов. Я предполагаю пока прекратить 
всякое строительство, за исключением трех или четырех новых линкоров. В 
настоящее время меня не интересуют суда, которые не смогут вступить в строй до 
1942 года. Это решение должно быть пересмотрено через полгода. В результате 
этого изменения я получаю возможность помочь армии. С другой стороны, мне 
придется принять решительные меры к тому, чтобы скорее ввести в строй москитный 
флот для борьбы с подводными лодками. В данном случае большое значение имеет 
количество. Многие суда будут готовы в 1940 году, но их будет недостаточно, 
учитывая, что придется отражать нападения 200 или 300 немецких подводных лодок 
летом 1940 года...» 
      
      Военноморской министр – премьерминистру 15 сентября 1939 года 
      «Поскольку я уезжаю до понедельника, мне хотелось сообщить Вам свою 
оценку создавшейся обстановки. 
      Мне кажется маловероятным, чтобы немцы предприняли наступление на западе 
в это позднее время года... Их план, очевидно, состоит в том, чтобы продолжать 
наступление через Польшу, Венгрию и Румынию к Черному морю, и не исключено, что 
у них есть договоренность с Россией, в соответствии с которой она получит часть 
Польши и вернет себе Бессарабию... Гитлеру очень важно использовать свои 
восточные связи и источники продовольствия на зимние месяцы, чтобы таким 
образом создать у своего народа впечатление непрерывных успехов и уверенность в 
ослаблении нашей блокады. Поэтому я не думаю, что он начнет наступление на 
западе, пока не соберет свою легкую добычу, которая его ждет на востоке. 
      Тем не менее, я считаю, что мы должны тщательно подготовиться к обороне 
на западе. Нужно сделать все, чтобы заставить Бельгию принять необходимые меры 
предосторожности вместе с французскими и английскими армиями. Тем временем 
необходимо использовать все средства для срочного укрепления французской 
границы с Бельгией. В частности, надо построить противотанковые препятствия: 
вбить в землю р