ь нам 40 – 50 старых 
эсминцев для того, чтобы заполнить брешь между тем, что мы имеем в наличии в 
настоящее время, и новым крупным строительством, предпринятым нами в самом 
начале войны. К этому времени в будущем году мы будем иметь их в большом 
количестве, но до этого, если Италия выступит против нас, имея еще 100 
подводных лодок, наше напряжение может дойти до предела».
      Я вновь возвратился к этому вопросу в моей телеграмме от 11 июня после 
того, как Италия объявила нам войну.
      
      «Ничто не будет для нас столь важно, как иметь 30 – 40 старых эсминцев, 
которые вы уже переконструировали. Мы сможем быстро оснастить их нашими 
локаторами... Следующие шесть месяцев будут иметь для нас жизненно важное 
значение». 
      
      В конце июля, когда мы остались в одиночестве и были уже втянуты в 
роковую воздушную битву с перспективой неизбежного вторжения, я возобновил свою 
просьбу.
      По мере развития этой дискуссии становилось очевидным, что посланные мною 
в июне телеграммы, в которых подробно излагались возможные тяжелые последствия 
для Соединенных Штатов в результате успешного вторжения на Британские острова и 
их завоевания, сыграли немаловажную роль в высших американских кругах. 
Вашингтон потребовал от нас заверений в том, что английский флот ни при каких 
обстоятельствах не будет передан немцам. Мы были готовы дать это обязательство 
в самой торжественной форме. Нам это ничего не стоило, поскольку мы были готовы 
умереть.
      В тот период мы имели в Вашингтоне исключительно одаренного и 
влиятельного посла. Я знал Филиппа Керра, который теперь стал маркизом Лотианом,
 еще во времена Ллойд Джорджа в 1919 году и ранее, и мы часто и сильно 
расходились во взглядах в период от Версаля до Мюнхена и позже. По мере того 
как напряжение развертывавшихся событий нарастало, Лотиан не только обнаружил 
самое широкое понимание положения, но и умел глубоко проникать в суть дела. Он 
много размышлял о серьезном значении посланий, отправленных мной в период 
падения Франции президенту о возможной судьбе английского флота в случае 
вторжения в Англию и ее завоевания. Он вращался среди руководителей в 
Вашингтоне, которые не только были глубоко встревожены в силу симпатий к Англии 
и ее делу, но, естественно, еще в большей степени опасались за жизнь и судьбу 
Соединенных Штатов.
      Лотиана встревожили последние слова моей речи в палате общин 4 июня, 
когда я заявил:
      
      «Мы никогда не сдадимся, и даже если – хотя я не верю в это ни одной 
минуты – наш остров или значительная его часть будет захвачена, а население 
будет умирать от голода, наша заокеанская империя, вооруженная и обороняемая 
английским флотом, продолжит борьбу до тех пор, пока в час, предназначенный 
богом, Новый Свет со всей своей силой и мощью не выступит для спасения и 
освобождения Старого Света». 
      
      Он полагал, что эти слова должны были ободрить «тех, кто верил, что, если 
бы даже Великобритания погибла, ее флот все же сумел бы пересечь Атлантический 
океан и добраться до них». Читателю известно, что за кулисами я разговаривал 
другим языком. Я объяснил свою точку зрения в тот период министру иностранных 
дел и послу.
      
      Премьерминистр – лорду Лотиану 9 июня 1940 года 
      «Последние слова моей речи были адресованы, конечно, в первую очередь 
Германии и Италии, которым в данный момент противна уже одна мысль о войне 
между континентами, и притом войне длительной; кроме того, я имел в виду также 
и доминионы, опекунами которых мы являемся. Тем не менее я всегда учитывал и то,
 что Вы всегда имеете в виду, и не раз упоминал об этом в различных телеграммах 
президенту, а также Маккензи Кингу[88]. Если бы Великобритания пала в 
результате вторжения, то прогерманское правительство могло бы добиться от 
Германии гораздо более легких условий, выдав ей флот, что превратило бы 
Германию и Японию в хозяев Нового Света. Столь подлое действие никогда не было 
бы совершено нынешними советниками его величества; но если бы было сформировано 
какоелибо квислинговское правительство, оно именно так бы поступило, и пожалуй,
 оно не могло бы поступить иначе. Президент должен ясно осознать это. Вы должны 
говорить с ним в этом духе и, таким образом, рассеять беззаботное предположение 
Соединенных Штатов, что они сумеют в результате проводимой ими политики 
подобрать обломки Британской империи. Наоборот, они подвергаются страшному 
риску, что их могущество на море будет полностью сломлено. Более того, нацисты, 
безусловно, потребуют островов и морских баз, чтобы держать в страхе 
Соединенные Штаты. Если мы погибнем, то у Гитлера будут все шансы завоевать мир.
 
      Надеюсь, что все вышеизложенное окажет помощь в Ваших переговорах». 
      
      Прошел почти целый месяц, прежде чем выявились результаты. Затем прибыла 
обнадеживающая телеграмма от посла. Он сообщил (5 – 6 июля), что осведомленное 
общественное мнение в США стало наконец сознавать грозящую опасность полной 
потери английского флота, если бы ход войны повернулся против нас и если бы США 
продолжали сохранять нейтралитет.
      Однако было бы чрезвычайно трудно убедить американское общественное 
мнение согласиться на передачу нам американских эсминцев, если оно не будет 
уверено в том, что в случае вступления США в войну английский флот или та его 
часть, которая к тому времени еще сохранится, пересечет после разгрома 
Великобритании Атлантический океан.
      В Вашингтоне состоялся ряд подробных и тревожных консультаций, и в первую 
неделю августа мы получили через лорда Лотиана предложение о передаче нам 50 
старых, но реконструированных американских эсминцев, находившихся в 
военноморских доках на восточном побережье, в обмен на ряд баз на ВестИндских 
островах, а также на Бермудских островах. Конечно, не могло быть никакого 
сравнения между внутренней ценностью этих устаревших и малоэффективных кораблей,