в английских военновоздушных сил осталось всего 206 машин.
      Примерно в половине восьмого утра 15 мая меня разбудили, сообщив о том, 
что Рейно вызывает меня к телефону. Аппарат был у моей постели. Рейно говорил 
поанглийски и был явно подавлен.
      «Мы потерпели поражение».
      И так как я не сразу ответил, он повторил снова:
      «Нас разбили; мы проиграли сражение».
      Я сказал:
      «Но ведь это не могло случиться так скоро?»
      Он отвечал:
      «Фронт прорван у Седана, они устремляются в прорыв в огромном количестве 
с танками и бронемашинами», – или чтото в этом роде.
      Я сказал тогда:
      «Опыт показывает, что наступление должно прекратиться через некоторое 
время».
      Но французский премьер снова повторил фразу, с которой он начал и которая 
оказалась слишком справедливой:
      «Мы разбиты; мы проиграли сражение».
      Я сказал, что готов приехать к нему для переговоров.
      В этот день французская 9я армия Корапа находилась в состоянии полного 
развала, а ее остатки были поделены между французской 7й армией генерала Жиро, 
который принял командование от Корапа на севере, и командованием французской 
6й армии, которая формировалась на юге. Во французской линии обороны 
действительно была пробита брешь шириной примерно в 50 миль и через нее 
вливались потоком огромные массы немецких танковых частей. К вечеру 15го 
немецкие бронеавтомобили, как сообщали, достигли Лиара и Монкорне, причем 
последний находился в 60 милях от первоначальной линии фронта. Фронт 
французской 1й армии к югу от Лималя также был прорван. Дальше к северу все 
атаки против англичан были отражены. Немецкое наступление и отход французских 
дивизий на их правом фланге заставили англичан обеспечить свой фланг, 
развернувшись на юг. Французская 7я армия отступила на линию укреплений 
Антверпена к западу от Шельды. Ее части были выбиты с островов Валхерен и Южный 
Бевеланд.
      В этот же день окончилось сражение в Голландии. Ввиду того, что 
голландское верховное командование в 11 часов утра дало приказ «прекратить 
огонь», удалось эвакуировать лишь очень незначительную часть голландской армии.
      16 мая головные части немцев стояли на линии ЛаКапель, Вервен, Марль, 
Лаон, а авангарды немецкого 14го корпуса находились у Монкорне и 
НевшательсюрЭн. Падение Лаона подтвердило, что враг проник более чем на 60 
миль в глубь нашей территории от границы вблизи Седана. В связи с этой угрозой 
и под непрестанно усиливающимся нажимом на их собственном фронте французская 
1я армия и английские экспедиционные силы получили приказ тремя этапами отойти 
к Шельде. Несмотря на то, что ни одна из этих деталей не была известна даже 
военному министерству и что о происходящем нельзя было составить ясного 
представления, серьезность кризиса была очевидной.
      Около 3 часов пополудни я вылетел в Париж на «фламинго» – одном из трех 
правительственных пассажирских самолетов. Меня сопровождали заместитель 
начальника имперского генерального штаба генерал Дилл и генерал Исмей. 
Встречавшие нас офицеры сообщили Исмею, что немцев ждут в Париже не позже чем 
через несколько дней. Получив в нашем посольстве информацию о создавшемся 
положении, я поехал на Кэ д'Орсэ, куда прибыл в 5 часов 30 минут. Меня провели 
в одну из прекрасных комнат министерства. Там находились Рейно, министр 
национальной обороны Даладье и генерал Гамелен. Все стояли – и так остались 
стоять. Глубокое уныние было на всех лицах. Перед Гамеленом на ученическом 
мольберте была карта примерно в два квадратных ярда, на которой черной 
чернильной чертой была изображена линия союзного фронта. Эта линия показывала 
небольшой, но зловещий выступ у Седана.
      Главнокомандующий коротко объяснил, что произошло.
      Немцы прорвали фронт к северу и к югу от Седана на протяжении в 50 или 60 
миль. Французская армия, стоявшая перед ними, частью уничтожена, частью 
рассеяна. Немцы яростно наступают силами бронетанковых частей, причем 
продвигаются с неслыханной скоростью в направлении Амьена и Арраса, с очевидным 
намерением выйти к побережью у Абвиля или неподалеку от него. В этом случае они 
могут пойти на Париж. За танковыми частями двигаются восемь или десять немецких 
дивизий, все моторизованные, обеспечив себя с обоих флангов по мере продвижения 
против двух разъединенных французских армий. Генерал говорил около пяти минут, 
и никто не прервал его ни одним словом. Когда он кончил, наступило 
продолжительное молчание. Затем я спросил:
      «Где стратегический резерв?»
      И, переходя на французский, на котором я говорю во всех отношениях 
посредственно, повторил:
      «Где подвижной резерв?»
      Генерал Гамелен повернулся ко мне и, покачав головой и пожав плечами, 
сказал:
      «Его нет».
      Наступила вторая продолжительная пауза. В саду министерства поднимались 
клубы дыма от костров, и я видел из окна, как почтенные чиновники на тачках 
подвозили к кострам архивы. Таким образом, эвакуация Парижа уже 
подготавливалась.
      Присутствовавшие в комнате лица обменивались между собой важными 
соображениями; Рейно впоследствии опубликовал подробный отчет об этом обмене 
мнениями. Меня представили как настаивавшего на том, чтобы не отводить северные 
армии, а, наоборот, контратаковать ими. Я действительно так думал. И я, и 
находившиеся со мной английские офицеры были поражены явным убеждением 
французского главнокомандующего и ведущих министров в том, что все потеряно, и 
все то, что я говорил, являлось моим категорическим оспариванием