| |
едения войны. Я вижу
такую огромную стену помех, уже воздвигнутую или воздвигаемую, что сомневаюсь,
может ли какойлибо план одолеть ее.
Посмотрите, какие препятствия приходилось преодолевать в течение семи
недель, когда мы обсуждали операцию в Нарвике. Вопервых, возражения
экономических министерств: снабжения, торговли и т. д. Вовторых, возражения
объединенной плановой комиссии. Втретьих, возражения комитета начальников
штабов. Вчетвертых, коварный довод «не портите большого плана ради малого»,
когда в действительности было очень мало шансов на решительное осуществление
большого плана. Впятых, возражения юридического и морального порядка, которые
постепенно были преодолены. Вшестых, позиция нейтральных стран, и прежде всего
Соединенных Штатов. Вседьмых, сам кабинет с его многочисленными аспектами
критики. Ввосьмых, когда все было урегулировано, пришлось консультироваться с
французами.
Наконец, надо было согласовать вопрос с доминионами, где общественное
мнение не изменилось в такой же степени, как в Англии, поскольку доминионы не
испытали того, что испытали мы. Все это заставляет меня думать, что при
нынешнем положении дел мы будем вынуждены просто ждать страшных атак врага, к
которым мы не в состоянии подготовиться одновременно везде без того, чтобы
пагубно не распылять наши силы.
Я продвигаю два или три проекта, но все они, я боюсь, рухнут под
колоссальным натиском негативных доводов и сил. Извините меня, если Вам
покажется, что я высказал свою озабоченность в такой раздраженной манере. Одно
абсолютно несомненно: победы никогда не обеспечишь, идя по линии наименьшего
сопротивления.
Однако сейчас вся эта нарвикская история пока откладывается вследствие
угрозы Бельгии и Голландии. Если она осуществится, положение придется
рассматривать в свете совершенно новых событий... Если в Бельгии и Голландии
разыграется крупное сражение, это, возможно, окажет решающее влияние на
Норвегию и Швецию. Даже если битва закончится только вничью, они смогут
почувствовать себя гораздо более свободными, а для нас диверсия может стать
даже еще более необходимой».
* * *
Были и другие причины для беспокойства. Перевод нашей промышленности на
военные рельсы не осуществлялся необходимыми темпами. Выступая 27 января с
речью в Манчестере, я подчеркнул важное значение увеличения числа рабочих и
вовлечения в промышленность большого числа женщин, чтобы заменить мужчин,
призванных на военную службу, и сделать нас более сильными.
Однако делалось очень немногое, и, повидимому, отсутствовало сознание
чрезвычайной важности положения. Среди лейбористов и тех, кто руководил
производством, а также среди руководителей военных операций господствовало
настроение апатии.
10 января опасения по поводу Западного фронта получили подтверждение.
Майору из штаба германской 7й авиационной дивизии приказали доставить
некоторые документы в штабквартиру в Кельне. Желая выгадать время для личных
целей, он решил лететь через лежащую на пути бельгийскую территорию. Самолет
сделал вынужденную посадку, и бельгийская полиция арестовала его, забрав
документы, которые он отчаянно пытался уничтожить. Эти документы содержали
полный и конкретный план вторжения в Бельгию, Голландию и Францию, которое
Гитлер решил предпринять. Французскому и английскому правительствам передали
копии этих документов, а немецкого майора отпустили, предоставив ему
объясняться со своими начальниками. Меня информировали обо всем этом тотчас же,
и мне казалось невероятным, чтобы бельгийцы не разработали плана, предлагающего
нам ввести наши войска в Бельгию. Но они ничего не предприняли. Во всех трех
странах, которых это затрагивало, высказывалось предположение, что это,
вероятно, ловушка. Но такое казалось неправдоподобным. Немцам не было никакого
смысла пытаться заставить бельгийцев поверить, что они собираются напасть на
них в недалеком будущем. Это могло бы побудить бельгийцев сделать то, чего
немцы меньше всего желали, – разработать вместе с французами и англичанами план,
предусматривающий, что в одну прекрасную ночь французские и английские войска
быстро и тайно вступят на территорию Бельгии. Я верил в предстоящее нападение.
Но бельгийский король не раздумывал над этим. Он и его военачальники просто
выжидали, надеясь, что все обойдется.
Несмотря на документы, найденные у немецкого майора, ни союзники, ни
государства, которым угрожала опасность, не предприняли никаких новых действий.
Гитлер же, как мы теперь знаем, вызвал Геринга и, узнав, что захваченные
документы действительно представляли собой полные планы вторжения, излив свой
гнев, приказал подготовить новые варианты.
Таким образом, в начале 1940 года стало ясно, что Гитлер имел детальный
план вторжения во Францию с захватом Бельгии и Голландии. Если бы вторжение
началось, немедленно вступил бы в действие разработанный генералом Гамеленом
план «Д», который предусматривал движение 7й французской армии и британской
армии. План «Д» был детально разработан и по первому сло
|
|