нас, и мы его уже больше не видели. Вербуя людей в самой Франции, англичане 
распространяли версию, что, мол, "де Голль и Великобритания - это одно и то же".
 В отношении материальных средств мы почти полностью зависели от наших 
союзников, и чтобы получить их, нам приходилось порой долго и упорно 
торговаться. Понятно, к каким трениям приводила подобная тактика англичан. 
Однако если они часто заходили в этом отношении довольно далеко, то, надо 
признаться, никогда не переходили границ. В нужный момент они все же уступали, 
по крайней мере частично, нашим настоятельным требованиям, и тогда начинался 
период плодотворного сотрудничества, пока внезапно не разражалась вновь 
очередная буря. 

Однако вся наша деятельность могла иметь какое-то значение только в том случае, 
если бы французское общественное мнение поддержало нас. 18 июня, впервые в 
жизни выступая по радио и не без волнения думая о том, сколько людей меня 
слушает, я понял, какую роль должна была сыграть в нашем деле радиопропаганда. 

Одной из заслуг англичан было то, что они сразу же поняли и широко использовали 
воздействие свободного радио на порабощенные народы. Они немедленно приступили 
к организации пропаганды на Францию. Но и в этом вопросе, как и во всех других, 
наряду с искренним желанием возвеличить в глазах французов де Голля и 
"Свободную Францию", англичане не забывали и своих интересов и стремились 
остаться хозяевами положения. Мы же намеревались выступать только с учетом 
пользы своего дела. Лично я, разумеется, никогда не допускал никакого надзора, 
никакого постороннего влияния на мои выступления для Франции. 

В конце концов был достигнут компромисс, согласно которому "Свободная Франция" 
получала возможность ежедневно посылать в эфир две пятиминутные радиопередачи. 
Кроме того, под руководством журналиста Жака Дюшена, сотрудничавшего в Би-Би-Си,
 независимо от нас работала известная группа "Французы говорят французам". 
Многие представители "Свободной Франции", как например Жан Марен{141} и Жан 
Оберле{142}, входили в эту группу с моего одобрения. Мы, впрочем, договорились, 
что группа будет работать в тесном взаимодействии с нами; так оно и было в 
действительности долгое время. Должен сказать, что мы, учитывая способности 
участников этой группы и ее эффективность, в меру своих сил оказывали ей 
всяческое содействие. Нашей помощью пользовался также журнал "Франс либр", 
созданный по инициативе Лабарта{143} и Реймона Арона. Подобным же образом мы 
относились и к "Независимому французскому агентству", руководимому Майо (он же 
Бурдан), и к газете "Франс", возглавляемой Комером, которым непосредственную 
помощь оказывало английское министерство информации, к чему мы никоим образом 
не были причастны. 

Таковы были наши взаимоотношения с англичанами, пока интересы и политика Англии 
и "Свободной Франции" не противоречили друг другу, хотя порою и происходили 
небольшие инциденты. Когда же в дальнейшем возникли разногласия, то 
пропагандисты из группы "Французы говорят французам", из "Независимого 
французского агентства" и газеты "Франс" не встали на нашу сторону. У нас, 
правда, всегда была возможность выступать с нужными сообщениями по 
браззавильскому радио. 

Действительно, с самого начала наша скромная африканская радиостанция проделала 
огромную работу, и я сам часто ею пользовался. Однако мы намеревались увеличить 
мощность браззавильской радиостанции. Необходимое оборудование было заказано в 
Америке. Но чтобы получить его, нам пришлось не только на долгое время 
запастись терпением и выплатить крупную сумму в долларах, но и дать отпор 
интригам и вымогательству американцев. Так, наконец, весной 1943 на месте 
небольшой радиостанции, сыгравшей важную роль, в районе реки Конго возникла 
мощная радиостанция Сражающейся Франции. 

Вполне понятно, какое значение мы придавали нашим коротким радиопередачам из 
Лондона. Тот, кому предстояло выступать от нашего имени, каждый раз входил в 
студию, преисполненный чувства ответственности. Чаще всего, как известно, 
приходилось выступать Морису Шуману, и все помнят, с каким мастерством он это 
делал. Почти каждую неделю я сам выступал по радио и с волнением выполнял этот 
священный долг, зная, что, несмотря на ужасные помехи, меня с тревогой слушают 
миллионы французов. В своих выступлениях я говорил о простых вещах: о ходе 
войны, показавшей ошибочность капитуляции; о национальной гордости, глубоко 
волновавшей французов, лицом к лицу столкнувшихся с врагом; наконец, о вере в 
победу и новом величии нашей матери Родины. 

Однако несмотря на положительное воздействие наших радиопередач, надо было 
учитывать, что в обеих зонах общественное мнение склонялось к пассивному 
выжиданию. Конечно, повсюду с удовлетворением и часто даже с восхищением 
прислушивались к "лондонскому радио". Встреча в Монтуаре{144} сурово осуждалась.
 Демонстрация парижских студентов, которые, неся впереди "два шеста"{145}, 
направились 11 ноября к Триумфальной арке, была разогнана ружейным и пулеметным 
огнем немецких войск. Однако это выступление было волнующим и ободряющим 
признаком. Временная отставка Лаваля воспринималась как некая официальная 
попытка возрождения. 1 января по моему призыву большая часть населения, 
особенно в оккупированной зоне, не выходила из домов; в этот "час надежды" 
улицы и площади были пустынны. Все же не было никаких признаков, которые давали