собрание бывших фронтовиков направило мне сообщение о своем решении примкнуть 
ко мне. После этого английское правительство попросило правительство Канады 
поддержать их движение. 20 сентября губернатор Сото{139}, присоединивший к нам 
18 июля Новые Гебриды, прибыл по моему приказанию в Нумеа. Существовавший там 
"Комитет де Голля" под председательством Мишеля Вержа, опираясь на энергичную 
поддержку населения, стал хозяином положения, и это позволило Сото взять власть 
в свои руки. Наконец, я был свидетелем, как эскадра Бурраге повернула назад по 
первому требованию. Кто мог утверждать, что мы и в Дакаре не встретим духа 
согласия, которое отодвинет на второй план выполнение самых категорических 
приказов. Во всяком случае, следовало попытаться. Адмирал Каннингэм был такого 
же мнения. Мы телеграфировали в Лондон, обращаясь с настойчивой просьбой 
позволить нам осуществить операцию. Черчилль, как он сказал мне об этом 
впоследствии, был удивлен, но и восхищен нашей настойчивостью. Он охотно дал 
свое согласие, и операция была разрешена. 

Однако перед отъездом у меня произошло резкое столкновение с Каннингэмом. 
Пользуясь моим зависимым положением, Каннингэм намеревался подчинить себе меня 
и имеющиеся в моем распоряжении небольшие силы. Взамен он предлагал мне 
находиться на его флагманском линкоре "Бархэм". Разумеется, я отклонил и его 
требование и его приглашение. В тот же вечер на борту "Вестерланда" произошел 
крупный разговор. А ночью адмирал прислал мне исключительно любезную записку, в 
которой он отказывался от своих требований. 21 сентября мы подняли якорь и на 
рассвете 23 сентября в густом тумане уже подошли к Дакару. 

Туман серьезно мешал нашей операции. В частности, на моральный эффект, который, 
по мнению Черчилля, мог оказать наш флот на гарнизон и население, теперь 
совершенно нельзя было рассчитывать, поскольку не было видно ни зги. Но 
операцию невозможно было отложить. Итак, приступили к осуществлению намеченного 
плана. В 6 часов я обратился по.радио к военно-морским силам, войскам и 
населению, объявив им о нашем прибытии и о наших дружественных намерениях. 
Тотчас же после этого с взлетной палубы авианосца "Арк Ройял" поднялись в 
воздух два маленьких безоружных "ласьоля", французские туристические самолеты, 
которые должны были приземлиться на аэродроме Уакам и высадить трех офицеров: 
Гайе, Скамарони и Суффле. На них была возложена задача организовать братание. 
Вскоре я узнал, что "ласьоли" благополучно совершили посадку и что на аэродроме 
развернули полотнище с сигналом "Успех!". 

Внезапно в разных пунктах противовоздушная оборона открыла огонь. Зенитные 
орудия "Ришелье" и крепости начали обстреливать самолеты свободных французов и 
англичан, которые летали над городом, разбрасывая листовки с дружественным 
обращением. Однако как ни была зловеща эта канонада, мне показалось, что в ней 
есть что-то неуверенное. Поэтому я приказал двум катерам с парламентерами войти 
в порт, в то время как к входу на рейд в тумане приближались посыльные суда 
свободных французов, а также пароходы "Вестерланд" и "Пеннланд". 

Сначала никаких ответных мер не последовало. Капитан 2-го ранга д'Аржанлье, 
майор Готшо, капитаны Бекур-Фош и Перрен и младший лейтенант Поргес 
распорядились пришвартовать свои катера, сошли на пристань и потребовали 
начальника порта. Когда тот появился, д'Аржанлье сказал ему, что у него имеется 
письмо генерала де Голля, адресованное генерал-губернатору, которое он должен 
передать в его собственные руки. Но начальник порта, не скрывая своего смущения,
 заявил парламентерам, что у него есть приказ арестовать их. Одновременно он 
проявил намерение вызвать караул. Видя это, мои посланцы возвратились на свои 
катера. Когда катера уходили, по ним был открыт огонь из пулеметов. Д'Аржанлье 
и Перрен, серьезно раненные, были доставлены на борт "Вестерланда". 

Вслед за этим береговые батареи Дакара открыли по кораблям англичан и свободных 
французов беглый огонь. В течение нескольких часов мы не отвечали на огонь. 
"Ришелье", отведенный на буксирах в порт, чтобы более эффективно использовать 
свои орудия, также открыл огонь. К 11 часам, после того как крейсер 
"Кумберленд" получил серьезные повреждения, адмирал Каннингэм направил крепости 
следующую радиограмму: "Я не стреляю в вас, почему вы стреляете в меня?" Ответ 
гласил: "Отойдите на расстояние в 20 миль!" После этого англичане в свою 
очередь дали несколько залпов. Однако время шло, но ни с той ни с другой 
стороны действительно воинственного настроения не проявлялось. До середины дня 
в воздух не поднялся ни один вишистский самолет. 

Все эти факты, на мой взгляд, не свидетельствовали о том, что крепость готова 
оказать яростное сопротивление. Может быть, флот, гарнизон, губернатор ждали 
какого-нибудь события, которое могло бы послужить предлогом для примирения? К 
полудню адмирал Каннингэм направил мне телеграмму, в которой сообщал, что он 
придерживается такого же мнения. Конечно, о вводе эскадры в порт не могло быть 
и речи. Но нельзя ли было высадить свободных французов неподалеку от крепости, 
к которой они затем попытались бы приблизиться с суши? Такой вариант был 
предусмотрен еще ранее. Маленький порт Рюфиск, находящийся вне досягаемости 
огня крепостной артиллерии, казалось, подходил для этой операции, конечно, если 
участники операции не встретят там решительного сопротивления. Дело в том, что 
если наши суда могли подойти к Рюфиску, то транспорты не имели возможности 
этого сделать вследствие глубокой посадки. Возникала необходимость производить 
высадку наших отрядов, используя шлюпки. В этом случае войска не смогли бы