руководством генерала де Голля. В деятельности различных организаций стал 
воцаряться порядок. Готовилось объединение мероприятий в отношении военизации 
партизанских групп. В то же время с нашей помощью Мулэн создал при своей 
делегации централизованные органы. 

Так, например, "служба воздушных и морских операций" получала непосредственно 
от полковника Деваврена инструкции относительно прибытия и отправки самолетов и 
судов. Каждый месяц в лунные ночи самолеты "лисандр" или бомбардировщики, 
ведомые такими пилотами, как Лоран и Ливри-Левель, которые мастерски 
справлялись с этими смелыми операциями, совершали посадки в намеченных пунктах. 
Люди, которые постоянно рисковали своей жизнью, обеспечивали сигнализацию, 
прием или отправление пассажиров и грузов и охрану. Часто приходилось принимать 
контейнеры, которые сбрасывались на парашютах в установленных местах, прятать и 
распределять содержавшиеся в них грузы. "Служба радио", которую Жюлитт 
организовал на месте, действовала также под руководством Мулэна, передавая в 
Лондон и получая оттуда ежемесячно сотни, а затем тысячи телеграмм, непрерывно 
меняя местоположение своих радиостанций, обнаруженных противником, и восполняя 
по мере возможности свои большие потери. Мулэн создал также "Бюро печати и 
информации" во главе с Жоржем Бидо{181}, который держал нас в курсе различных 
настроений, в частности интеллигенции, а также общественных и политических 
кругов. Учрежденный при нем "Главный научно-исследовательский комитет", в 
котором работали Бастид, Лакост, де Мантон, Пароди, Тетжен, Куртен, Дебре, 
составлял проекты на будущее. Блок-Лене руководил по поручению делегации 
финансовыми операциями и хранил денежные средства, полученные из Лондона. Таким 
образом, через посредство Мулэна, державшего в своих руках основные нити 
руководства, деятельность нашего правительства стала давать практические 
результаты. Это подтверждали в первые же месяцы 1942 очевидцы, прибывавшие из 
Франции. 

В их числе был Реми. В одну из февральских ночей он привез из Парижа связки 
документов для наших служб, а моей жене - азалию в цветочном горшке, купленную 
на улице Руайаль. Деятельность его сети "Конфрери Нотр-Дам" была в полном 
разгаре. 

Например, ни один из немецких надводных кораблей не мог пойти в Брест, Лориан, 
Нант, Рошфор, Ла-Рошель, Бордо или выйти оттуда без того, чтобы Лондон не был 
об этом осведомлен телеграммой. Ни одно вражеское сооружение не могло быть 
построено на берегу Ла-Манша или на Атлантическом побережье в частности, на 
базах подводных лодок - без того, чтобы его расположение и план не стали сразу 
же известны нам. Кроме того, Реми методически устанавливал связи либо с другими 
сетями, либо с организациями Сопротивления оккупированной зоны, либо с 
коммунистами. Последние, встретившись с ним незадолго до отъезда, поручили 
передать мне, что они готовы признать мое руководство и послать полномочного 
представителя в Лондон в мое распоряжение. 

В марте в Лондон прибыл натри месяца и провел с нами очень полезную работу один 
из руководителей организации "Освобождение Севера" и доверенное лицо профсоюзов 
Пино. В апреле нас посетил Эмманюэль д'Астье, вооруженный разными проектами и 
расчетами, и я счел нужным направить его до возвращения во Францию в 
Соединенные Штаты, чтобы он внес там ясность в некоторые вопросы, связанные с 
Сопротивлением. Затем приехал Броссолет{182}. Он был полон всяких самых высоких 
политических идей, глубоко скорбел о судьбе Франции, ввергнутой в катастрофу, 
ждал освобождения только от "деголлизма", который он возвел в доктрину. 
Впоследствии он явился одним из вдохновителей нашего Сопротивления в стране. Но 
однажды, выполняя порученное задание, Броссолет был схвачен врагом и покончил 
жизнь самоубийством, не надеясь на свои силы. С посланиями от некоторых 
парламентских деятелей прибыл также Рок, который впоследствии был арестован и 
убит. Из оккупированной зоны приехал Поль Симон, посланный "Гражданской и 
военной организацией" для установления связи. Симон с его горячим умом и 
холодной решимостью оказал Сопротивлению большие услуги. Он был убит врагом 
накануне освобождения. Наконец, в Лондон изъявили желание приехать Филип, Шарль 
Вален, Вьено, Даниэль Мейер и другие. 

Мои беседы с этими людьми, в большинстве своем молодыми, пылкими, настойчивыми 
в борьбе и в своих стремлениях, показали мне, до какой степени был 
дискредитирован в глазах французов режим, существовавший в стране в момент 
катастрофы. Движение Сопротивления было не только вспышкой нашей до крайности 
ослабленной обороны. Оно порождало также надежду на обновление. Если только 
Сопротивление не распылится после победы, можно было надеяться, что оно станет 
рычагом глубоких преобразований всей системы и широких усилий нации. Встречаясь 
с руководителями Сопротивления, откликнувшимися на мой призыв, я думал, что, 
может быть, те из них, кто останется в живых, образуют вокруг меня руководящее 
ядро для великих свершений во имя общечеловеческих и французских принципов. Но 
это было бы реально лишь при условии, что, когда минует опасность, они 
подчинятся той дисциплине ума и чувств, без которой ничего не сделаешь и 
которая сплотила их на этот раз. 

Во всяком случае, наступил момент, когда я должен был с согласия всего 
Сопротивления и от своего имени провозгласить цель, к которой мы стремились. 
Этой целью было освобождение в полном смысле слова, то есть освобождение как