|
потрясенная до основания и выведенная из морального равновесия, вновь пошла
неуверенным шагом навстречу своей судьбе, в то время как ее правительство,
принимая свой прежний облик и отвергая Клемансо, отказывалось от политики
величия и возвращалось к хаосу.
В последующие годы моя карьера прошла ряд различных этапов: командировка в
Польшу и участие в Польской кампании, преподавание истории в Сен-Сирском
военном училище, а затем в Военной академии, служба в канцелярии маршала Петена,
командование 19-м егерским батальоном в Треве, служба в штабах на Рейне и в
Леванте. Повсюду я наблюдал восстановление национального престижа Франции в
результате ее недавних успехов, но в то же время - чувство неуверенности за
будущее Франции, порождаемое непоследовательностью ее руководителей. Между тем
военная служба давала огромное удовлетворение моему сердцу и уму. В армии,
пребывавшей в состоянии бездействия, я видел силу, предназначенную в ближайшем
будущем для великих свершений.
Было ясно, что окончание войны не обеспечило мира. По мере того как Германия
восстанавливала свои силы, она возвращалась к своим прежним притязаниям.
В то время как Россия была всецело занята своей внутриполитической ситуацией,
Америка держалась в стороне от европейских дел, Англия попустительствовала
Берлину, чтобы Париж нуждался в ее помощи, а вновь созданные государства Европы
были еще слабы и разрознены, Франции одной приходилось сдерживать Германию. Она
действительно старалась это делать, но действовала непоследовательно. Вначале
наше правительство под руководством Пуанкаре{36} применяло по отношению к
Германии политику принуждения, затем, по инициативе Бриана{37}, делало попытки
к примирению с ней и, наконец, стало искать спасения в Лиге Наций. Однако
германская угроза становилась все более реальной. Гитлер уверенно шел к власти.
В этот период я был назначен секретарем Высшего совета национальной обороны -
постоянного органа при премьер-министре, ведавшего подготовкой к войне
государственного аппарата и всей нации. С 1932 по 1937, при четырнадцати
различных правящих кабинетах, я принимал участие в работе по изучению
всевозможных политических, технических и административных мероприятий,
связанных с обороной страны. В частности, я ознакомился с планами обеспечения
безопасности и ограничения вооружений, которые были предложены в Женеве
соответственно Андре Тардье{38} и Полем-Бонкуром{39}. Я готовил материалы,
необходимые для принятия правительством Думерга{40} решения по изменению
внешнеполитического курса в связи с приходом в Германии к власти Гитлера. Мне
пришлось бесконечное число раз переделывать проект закона об организации
государства во время войны. Я занимался разработкой мероприятий по мобилизации
гражданских административных органов, различных отраслей промышленности,
коммунального обслуживания. Выполнение этих обязанностей, участие в совещаниях,
общение с различными политическими деятелями позволили мне убедиться в огромных
возможностях нашей страны, но в то же время - в немощи и неэффективности ее
государственного аппарата.
Эта область отличалась отсутствием какой бы то ни было устойчивости. Я вовсе не
хочу сказать, что людям, которые здесь трудились, не хватало умения или
патриотизма. Напротив, во главе министерских кабинетов я видел, несомненно,
достойных, а порою и исключительно талантливых людей. Но особенности самого
политического режима сковывали их возможности и приводили к напрасной трате сил.
Молчаливый, но отнюдь не безучастный свидетель всех перипетий политической
жизни Франции, я наблюдал, как постоянно повторяется одна и та же игра. Едва
приступив к исполнению своих обязанностей, глава правительства сразу же
сталкивался с бесчисленным количеством всевозможных требований, нападок и
претензий. Всю свою энергию он безрезультатно тратил на то, чтобы положить им
конец. Со стороны парламента он не только не встречал поддержки, но напротив,
последний строил ему различные козни и действовал заодно с его противниками.
Среди своих же собственных министров он находил соперников. Общественное мнение,
пресса, отдельные группировки, выражавшие частные интересы, считали его
виновником всех бед. При этом все знали - и он в первую очередь, - что дни его
пребывания на посту главы правительства сочтены: продержавшись несколько
месяцев у власти, он вынужден будет уступить свое место другому. В области
национальной обороны подобные условия препятствовали выработке стройного плана,
принятию обдуманных решений и осуществлению необходимых мероприятий, которые в
своей совокупности составляют то, что называется "последовательной политикой".
Вот почему высшие военные кадры, лишенные систематического и планомерного
руководства со стороны правительства, оказались во власти рутины. В армии
господствовали концепции, которых придерживались еще до окончания Первой
мировой войны. Этому в значительной мере способствовало и то обстоятельство,
что военные руководители дряхлели на своих постах, оставаясь приверженцами
устаревших взглядов, принесших им в свое время славу.
Идея позиционной войны составляла основу стратегии, которой собирались
руководствоваться в будущей войне. Она же определяла организацию войск, их
обучение, вооружение и всю военную доктрину в целом.
|
|