|
заключил с президентом Рузвельтом соглашение, - сказал он, по которому
Соединенные Штаты обязуются оснастить всем необходимым столько военных
соединений, сколько я смогу сформировать. Я рассчитываю, что через полгода буду
располагать примерно двенадцатью дивизиями. А вы за тот же самый срок, будете
ли вы иметь хоть половину? И кто даст вам оружие?"
"Тут речь идет не о конкуренции между нами в отношении вооруженных сил, -
возразил я. - Войска, которые в данный момент находятся в Северной Африке,
принадлежат Франции. Они не ваша собственность. И если мы не договоримся с вами,
то вы почувствуете это очень скоро. Главное - это единение французов в
метрополии и заморских владениях, что потребует установления центральной власти,
отвечающей этой задаче. Тогда можно будет без труда объединить разрозненные
силы, используя их на благо родины. Сами события привели к тому, что
Сражающаяся Франция стала символом сопротивления врагу, поддержкой республики,
национального обновления. Совершенно естественно, что именно к ней обращаются
чувства всех в момент, когда рассеиваются иллюзии относительно Виши. С другой
стороны, многие относятся к вам с огромным уважением как к военному
руководителю. Я сам дорожу вами в этом отношении как частью французского
достояния, об утрате которой я горько сожалел бы. Поэтому разумное решение
таково: пусть де Голль образует в Алжире правительство военного времени,
которое в нужный момент станет правительством республики. Пусть Жиро получит от
этого правительства пост командующего освободительной армией. На худой конец,
если необходимы какие-то формы перехода, давайте образуем вместе центральную
власть. Но пусть она с первых же своих шагов осудит Виши, объявит перемирие
недействительным и несостоявшимся, свяжет свою судьбу с республикой и послужит
в глазах всего мира олицетворением независимости Франции!"
Генерал Жиро по-прежнему стоял на своем. Однако, видя, что он действует так
скорее из упрямства, нежели по убеждению, я понадеялся, что в один прекрасный
день сам ход событий заставит его переменить мнение. А пока что вопросы
национальных интересов требовали согласованных решений. Речь шла о военных
действиях, о финансах, о связи и обмене, о валюте, о судьбе Туниса, судьбе
Индокитая, о присоединении Антильских островов, Гвианы, о флоте в Александрии.
И мы решили установить между собою связь. Я сказал генералу Жиро, что намерен
послать в Северную Африку миссию под началом генерала Катру, на что он
немедленно согласился. После этого я пригласил к завтраку Жиро и его спутников.
Катру, д'Аржанлье, Палевский, Буаламбер, так же как и Линарес, Бофр{43},
Понятовски{44}, успевшие получить информацию со стороны, узнали без удивления,
но не без горечи, что соглашение не состоялось. Завтрак прошел невесело.
Вслед за тем ко мне с визитом явился Роберт Мэрфи. Он считал или делал вид, что
считает, будто все будет улажено в соответствии с проектом, автором которого
являлся он сам. Когда же я указал ему на свои сомнения и спросил, какова будет,
на его взгляд, реакция общественного мнения Марокко и Алжира, когда станет
известно, что соглашение в Анфе не состоялось, он мне ответил, что многие будут
удовлетворены и вздохнут с облегчением. "В Северной Африке, - добавил он, - на
каждые сто человек приходится не больше десяти "голлистов". Он сообщил мне, что
президент Рузвельт и Черчилль только что заключили с генералом Жиро соглашение
относительно поставок вооружения и продовольствия для Северной Африки, что я и
одобрил безоговорочно, но, с другой стороны, это была форма признания
главнокомандующего гражданского и военного, что до сих пор ни разу не было
сформулировано в Соединенных Штатах и одобрено Великобританией.
"В интересах французского народа, - уточнялось в соглашении, - и чтобы оградить
прошлое, настоящее и будущее Франции, президент Соединенных Штатов и английский
премьер-министр признают за французским главнокомандующим, чей штаб находится в
Алжире, право и обязанность действовать в качестве представителя французских
интересов, военных, экономических и финансовых, связанных ныне или в будущем с
освободительным движением, начавшимся в Северной Африке и Французской Западной
Африке. Они обязуются помогать ему в выполнении его задачи всеми имеющимися в
их распоряжении средствами". Таким образом, Америка и Англия, выступая в
качестве вершителей судеб французского народа, договаривались с одним только
Жиро, который под предлогом, что он-де не занимается политикой, соглашался
признать их власть. Я знал, что накануне Черчилль, беседуя с Жиро,
собственноручно написал на уголке стола, что фунт стерлингов в Северной Африке
будет стоить 250 французских франков. По соглашению, которое мы заключили в
Лондоне, фунт стоил только 176 франков. Я узнал также, что президент Рузвельт
пригласил на обед султана Марокко и говорил с ним не совсем так, как полагалось
бы говорить, учитывая французский протекторат, а Жиро этому не перечил. Вечером
Гарольд Макмиллан заставил меня выслушать тираду на тему о беспокойстве по
поводу будущего Сражающейся Франции. Наконец, генерал Уилбер объявил, что
конференция закончится в течение суток, и вручил мне послание, которое просили
передать французские офицеры, находящиеся на службе в Касабланке. Я поручил ему
довести до сведения его руководителей, насколько я удивлен тем обстоятельством,
что в разгар боев за Северную Африку, в которых французская армия, включая
также французские свободные силы, принимала самое активное участие, никто из
союзных военных властей, прибывших на конференцию в Анфу, не счел необходимым
хоть словом обмолвиться со мной ни о своих планах, ни о ходе операций.
На следующий день рано утром Макмиллан и Мэрфи вручили мне сообщение,
|
|