В Гибралтаре, пока мы обедали у губернатора, явились офицеры союзников и 
заявили, что "летающая крепость" не может вылететь, да и на моем самолете 
"Локхид" небезопасно появиться без эскорта в небе Нормандии, поскольку он никак 
не вооружен; словом, самое благоразумное - отложить мой отъезд. Не подвергая 
сомнению искренность побуждений, которые заставили их дать мне такой совет, я, 
однако, почел за благо ему не следовать. В намеченный час я вылетел на борту 
моего самолета. Вскоре вылетела и "летающая крепость". В воскресенье, 20 
августа, около 8 часов я приземлился в Мопертюи. 

Меня встречал Кениг, а также Куле, комиссар республики в Нормандии, и офицер, 
присланный Эйзенхауэром. Прежде всего я поехал в штаб главнокомандующего 
союзными войсками. По дороге Кениг обрисовал мне положение в Париже, о котором 
он знал из сообщений Пароди, Шабан-Дельмаса, Люизе и из донесений, привезенных 
нарочными. Таким образом я узнал, что полиция, бастовавшая уже три дня на заре 
19 августа заняла префектуру и открыла огонь по немцам; что почти всюду 
партизанские отряды делают то же самое; что здания министерств находятся в 
руках отрядов, сформированных нашей делегацией; что силы Сопротивления - порой 
не без боя - занимают мэрии в городе и предместьях, как это было, например, в 
Мотрей и позже в Нейи; что противник, занятый эвакуацией своих учреждений, до 
сих пор не оказывал серьезного сопротивления, но что колонны его войск должны 
скоро пройти через Париж, а потому можно в любую минуту ждать репрессий. Что же 
до политического положения, то Лаваль, как видно, ничего не сумел достичь, а в 
Виши со дня на день ждали увоза маршала немцами. 

Эйзенхауэр, выслушав мои поздравления по поводу блестящих успехов союзных войск,
 обрисовал мне обстановку. 3-я армия Паттона, преследуя, во главе армейской 
группировки Брэдли, противника, двумя колоннами перейдет через Сену. Одна из 
этих колонн, продвигаясь севернее Парижа, подойдет к Манту. 

Другая, продвигаясь южнее Парижа, достигнет Мелёна. В тылу Паттона генерал 
Ходжес, командующий 1-й американской армией, произведет перегруппировку сил, 
закончивших очистку от неприятеля района Орны. Левее Брэдли армейская 
группировка Монтгомери, тесня упорно сопротивляющихся немцев, медленно 
продвигается к Руану. Но справа - пусто, и Эйзенхауэр решил воспользоваться 
этим и двинуть Паттона в Лотарингию: пусть забирается подальше, насколько 
позволит подвоз горючего. Наконец, с юга подойдут армии Делаттра и Пэтча и 
вольются в общий ансамбль. План главнокомандующего показался мне вполне 
логичным, за исключением одного обстоятельства, которое меня крайне беспокоило: 
никто не шел на Париж. 

Я высказал Эйзенхауэру свое удивление и тревогу по этому поводу. 

"С точки зрения стратегической, - сказал я, - мне не совсем понятно, почему вы, 
переправившись через Сену в Мелёне, Манте, Руане - словом, в нескольких местах, 
не собираетесь переправляться через нее в Париж. К тому же это центр всех 
коммуникаций, которые впоследствии вам понадобятся и которые важно как можно 
скорее восстановить. Если бы речь шла о любом другом месте, а не о столице 
Франции, вам было бы не обязательно считаться с мои мнением, так как, 
естественно, всеми операциями руководите вы. Но в участи Парижа существенно 
заинтересовано французское правительство. Поэтому я вынужден вмешаться и 
просить вас направить туда войска. Само собой разумеется, что в первую очередь 
туда должна быть направлена 2-я французская бронетанковая дивизия". 

Эйзенхауэр не сумел скрыть своего замешательства. У меня было такое ощущение, 
что в глубине души он разделял мою точку зрения и с радостью послал бы Леклерка 
в Париж, но по причинам не только стратегического порядка пока не мог этого 
сделать. Словом, он объяснил мне это промедление тем обстоятельством, что 
сражение в столице может привести к серьезным разрушениям и к большим жертвам 
среди населения. Однако он ничего не мог мне возразить, когда я заметил, что 
тактика выжидания была бы вполне оправданной, если бы в Париже ничего не 
происходило, но сейчас она не может считаться приемлемой, коль скоро патриоты 
уже сражаются там с противником и это может привести к возникновению всякого 
рода волнений. Он сказал мне только что "силы Сопротивления слишком рано 
завязали бои". - "Почему слишком рано? - спросил я. - Ведь ваши войска уже 
подошли к Сене". В итоге беседы главнокомандующий заверил меня, что скоро даст 
приказ о наступлении на Париж, хотя он еще и не может назвать точной даты, и 
что операцию эту будет проводить дивизия Леклерка. Я принял к сведению его 
обещание, добавив, однако, что считаю это делом общенационального значения, а 
потому, если главнокомандующий союзными войсками будет слишком медлить, готов 
сам направить в Париж 2-ю бронетанковую дивизию. 

Неопределенность заверений Эйзенхауэра навела меня на мысль, что у военного 
командования в известной мере связаны руки политическими происками Лаваля, на 
которые благосклонно смотрел Рузвельт и для успеха которых необходимо было 
уберечь Париж от потрясений. Этим планам Сопротивление, несомненно, положило 
конец, начав бои. Но должно было пройти еще какое-то время, прежде чем 
Вашингтон согласится это признать. Мои догадки подтвердились, когда я узнал, 
что дивизия Леклерка, дотоле находившаяся при армии Паттона, три дня назад была 
придана армии Ходжеса, поставлена в непосредственную зависимость от генерала