и степи, переправляться через реку, передвигаться по болотистой местности. 

К несчастью, у нас стали отмечаться случаи заболевания тифом, малярией, 
дизентерией и инфекционной желтухой, что, понятно, отрицательно сказывалось на 
учебном процессе. Но боевая подготовка не прекращалась ни на минуту. У наших 
врачей и новых медсотрудников работы было по горло. Ведь речь шла о здоровье 
людей, об их боевой подготовке, о боеспособиости всей чехословацкой части. 

В больнице у кирпичного завода работал наш врач Армин Широкий. Ему помогала 
Рита Новакова. Тогда я о ней еще не слышал. Лишь позднее из рассказов других 
товарищей мне довелось узнать, что представляла собой эта маленькая, скромная, 
удивительная женщина. 

Рита Новакова добровольно вызвалась помогать врачу. Приходила она к больным и с 
ним, и без него. На своей слабой спине таскала мешки с хлебом. Как-то раз, 
поставив полный мешок в коридоре больницы под лестницей, она разговорилась о 
чем-то с доктором Широким, который как раз в это время спускался вниз. 

- Помогите, добрые люди, дайте доктора, доктора дайте! 

Рита и врач умолкли. В коридоре, у двери в приемную, держась худыми руками за 
стенку, стояла бледная молодая женщина. 

- Помогите... 

- Что с вами, гражданка? Тиф? 

Глаза двух женщин встретились. 

- Нет, у ребенка. Он совсем маленький. Он один у меня остался. Муж на фронте, 
ничего о нем не знаю, давно уже не пишет. Сестричка! Доктор говорит, что 
поможет только сульфидин. Мой сынок, он один у меня остался! 

- Ну, хватит! Успокойтесь, гражданка! Возьмите себя в руки. Мы вам поможем. Не 
так ли, Армин? - обратилась Новакова к врачу. 

Маленькая Рита умела быть решительной. Быть может, в эту минуту она вспомнила о 
своем сыне, которого была вынуждена оставить на родине, в Праге. 

- У нас в санчасти есть тридцать таблеток сульфидина, в шкафу, справа внизу. 

- Понимаю, бегу! 

И она, только что едва дотащившая мешок с хлебом, пробежала два с половиной 
километра до казармы, а потом обратно к больнице. И не только вовремя доставила 
сульфидин, но привела с собой детского врача. Жизнь ребенка была спасена. Эта 
мать и ее сынок были эвакуированы с Украины. 

Эвакуированы! Какое круглое иностранное слово, "о сколько в нем горечи и ужаса. 
Брошенный где-то дом. А отец? Жив ли, нет ли? "Он один у меня остался", - 
сказала женщина. Как много горькой правды было в ее словах. 

Рите Новаковой было 18 лет, когда в 1929 году, незадолго до V съезда, 
руководство КПЧ поручило ей ряд ответственных заданий, для чего подбирались 
люди самые стойкие и самые сильные. Комсомолка Рита ушла в подполье, где она с 
редкой самоотверженностью выполняла задания партийного руководства. Рита то и 
дело пересекала границу, путешествуя то в Австрию, то в Германию, то 
возвращалась на родину и вновь отправлялась, и порой очень далеко: в Индию и 
Китай. 

В Бузулуке она встретилась со своей давней подругой Геленкой Петранковой. 

- Ты выглядишь элегантно, - сказала Геленка, смотря на Риту, облаченную в 
огромный, до пят, овчинный тулуп, огромную шапку-ушанку и большущие валенки. 

В нашу часть ее принимала отборочная комиссия, председателем которой был 
подпоручик Антонин Сохор. 

- Не поднимайтесь на цыпочки, нам надо знать ваш действительный рост, сказал он 
Рите. 

Видя, что дело оборачивается не в ее пользу, Рита обратилась к Сохору: 

- Господин подпоручик, прошу вас, добавьте мне до нормы сантиметр-другой. 

Сохор согласился. Однако рост Новаковой и позднее причинял ей немало 
неприятностей. Однажды, летом 1943 года, Рита по служебным делам приехала в 
Москву. Когда она проходила по широкой улице Горького, за ней бежали ребята и 
кричали: