подобру-поздорову и ускользнуть из рук пана коронного гетмана. Он шутить не 
любит и, конечно, не замедлит прислать твой смертный приговор.

- А, ведь, я думал, что пан полковник мне изменил. Ты отлично выдержал свою 
роль и мог бы еще дурачить меня, сколько тебе угодно.

- Нет, пан будущий гетман, теперь дурачиться некогда, надо тебе скорее бежать. 
Сейчас после закуски я дам тебе лучшего коня, а за тобой пусть едет и сын твой, 
я его уведомлю. Сделаем мы все это ловко, так, чтобы и я не был в ответе. Я 
притворюсь выпившим, а ты прикажешь подать себе коня от моего имени. Пока слуги 
разберут, в чем дело, ты уже будешь далеко; я постараюсь покрепче заснуть и не 
быть в состоянии распорядиться.

Когда пришел ответ от Потоцкого с решительной резолюцией: "немедленно 
подвергнуть преступника смертной казни", Богдана и след простыл.

- Как же пан полковник не углядел за узником? - укорял Кречовского староста.

- Вот поди же, пан староста, - с самым невинным выражением отвечал тот, разводя 
руками. - Я, признаться сказать, лишнее выпил, да и сплоховал, не углядел, а он 
на коня и был таков!...

- Зачем же пан полковник его не запер?

- Я думал, что лучше держать его на глазах. Если бы только не это вино, то он 
не ушел бы от меня.

Пан Конецпольский махнул только рукой и досадливо проговорил:

- И везет же этому Хмельницкому, второй раз из-под ареста уходит.

11. ЗАПОРОЖСКАЯ СЕЧЬ

Гей друзi-молодцi

Братья казаки запорозцi

Добре знайте, барзо гадайте,

И з ляхами пиво варити зачинайте!

В тот год стояла зима чрезвычайно теплая, какой старожилы не запомнили. Снег 
едва выпал и тотчас же стаял. В воздухе веяло теплом, несмотря на то, что было 
начало декабря, многие степные ручейки и речки вовсе не замерзали, а сама степь 
покрылась топкой грязью. Обычный путь пролегавший в Запорожье, так называемы 
"Черный шлях", представлял одну сплошную жидкую массу. Бесконечной лентой 
тянулась она по оврагам и долинам, взбиралась на небольшие холмы и кряжи, 
терялась то там, то здесь в топких болотах.

Богдан медленно двигался по этому пути с небольшой кучкой вооруженных людей, 
человек в тридцать. Измена Романа Пешты научила его быть осторожнее в выборе, и 
теперь он ограничился самыми надежными сотоварищами. В числе их были Тимош, сын 
Богдана, Ивашко, Брыкалок, татарченок Саип, чрезвычайно гордившийся данным ему 
конем и оружием.

Путешествие по черному шляху представлялось далеко не безопасным; то 
приходилось сворачивать в сторону, наткнувшись на татарский отряд, то 
встречаться с далеко ненадежными гайдамаками, выехавшими на добычу, то 
ускользать от польских жолнеров, высланных Потоцким для поимки Богдана. Наконец 
11 декабря они подъехали к Сечи и в нерешимости остановились, раздумывая, что 
удобнее: прямо ли проехать к кошевому или отправиться сперва к Довгуну, жившему 
не в курене, а на острове Томаковке, и у него отдохнуть от утомительной дороги. 
Ивашко настаивал на последнем:

- Нам всем надо отдохнуть, батько! А как в Сечь заедешь, закрутишься, и домой 
не пустят.

- Эх, ты, хлопец! - смеялся Богдан, - хочется тебе своим хозяйством похвастать..
. Еще успеешь! Мне непременно надо кошевого повидать. Всего лучше вот что, - 
прибавил он, подумав, - ты отправишься с гостями к себе домой и, как хороший 
хозяин, позаботишься о нашем продовольствии, а я один проеду к кошевому. Это 
будет незаметнее. К вечеру подъеду и я... Только смотри, чтобы все было 
исправно, - погрозил он, - ты мне своими пчельниками хвастал, так угости медком,
 да чтобы и горилка была...

- Все будет, батько! - весело ответил Ивашко, молодецки заламывая набекрень 
кобуру с бобровой опушкой.

Маленький отряд разделился. Хмельницкий поехал на майдан, где расположены были 
курени, а Ивашко с остальными спутниками отправился к перевозу.