Пан староста ожидал своего узника в канцелярии. Кроме него был там и казацкий 
комисар Шембек, не то немецкого, не то еврейского происхождения, сухой, строгий,
 невозмутимый. С комисаром явилось несколько старшин казацких, и Богдан к 
своему удивлению увидел, что все это были из присутствовавших на раде. Писарь 
приготовился записывать показания. Комисар начал допрос.

- Богдан Хмельницкий, тебя обвиняют в том, что ты мутишь народ и что с целью 
подготовить восстание, ты собирал раду казацкую.

- В первый раз слышу! - отвечал удивленно Богдан. - Кто же меня обвиняет, и 
когда я собирал раду и где?

Он так ловко разыграл невинного, что пан Кречовский только посмеивался себе в 
ус.

- Кто тебя обвиняет, до этого тебе дела нет, - сказал комисар. - А раду ты 
собирал на этих днях в лесу, и на ней присутствовали все знатнейшие старшины 
казацкие.

Богдан с притворным удивлением посмотрел на комисара, потом подумал, как бы 
что-то припоминая, и, наконец, сказал:

- На днях мы, действительно, со знатными старшинами собирались в роще, но это 
была не рада, а приятельская пирушка. Вам известно, что я прежде был войсковым 
писарем, у меня осталось много старых знакомств, вот друзья и пожелали угостить 
мня. У меня же теперь нет пристанища, в Чигирине домишко маленький, и пришлось, 
чтобы попировать с приятелями, забраться в лес.

- Богдан говорит сущую правду, подтвердил один из казацких старшин, почтенный 
благообразный старик, бывший у Шембека, по-видимому, в особом почете. - Могу 
вам доложить, пан комисар, что все это так и было, как он вам рассказывает. Все 
мы вместе с ним пировали в роще, вот и товарищи то же скажут. Все мы готовы 
поклясться, что и слова лишнего сказано не было; пили да песни пели, какая тут 
рада.

Остальные старшины подтвердили слова своего товарища, а один из них еще 
прибавил:

- Да я и догадываюсь, кто на него донес. Это, верно, Роман Пешта, он давно с 
ним не в ладах; пусть-ка он попробует в лицо нам повторить свои клеветы.

- Видите, панове! - подтвердил Кречовский, обращаясь к старосте и комисару, - я 
говорил, что тут дело не ладно. Как бы нам не быть в ответе за Хмельницкого, к 
нему, ведь, и сам король благоволит, - добавил он вполголоса.

- Надо отдать его кому-нибудь на поруки, - сказал комисар, - а все дело 
немедленно представить на усмотрение пана коронного гетмана. Только кто 
возьмется за ним смотреть?

- Если позволите, - скромно заметить Кречовский, - я готов служить. Зиновий 
Богдан Хмельницкий! - проговорил староста, - мы не можем решить твое дело 
помимо коронного гетмана. Пока мы получим его резолюцию, ты будешь сдан на 
поруки пану Кречовскому.

Богдан спокойно и с достоинством поклонился.

- Дело мое правое! - сказал он. - Я надеюсь, пан гетман посмотрит на него 
беспристрастно.

Кречовский вывел своего узника из канцелярии и в сопровождении жолнеров они 
молча доехали до его дома. Полковник, отпустив стражу, ввел Богдана в свои 
комнаты.

- Гей, хлопец! - приказал он вошедшему слуге, - подать нам закуску да вина 
самого лучшего.

Слуга вышел, а полковник с тонкой усмешкой остановился перед Богданом.

- Итак, куманек, ты теперь мой пленник! - сказал он ему. - Это тебе в отместку 
за то, что действуешь, не посоветовавшись. С тех пор, как приехал из Варшавы, 
ко мне носу не показывал. Ты теперь видишь, что и пан Кречовский на что-нибудь 
годен, хотя бы, например, на то, чтобы изловить хитрого пана Богдана.

Хмельницкий молча смотрел на него, не зная, к чему он клонит. Слуга принес 
закуску и вино; Кречовский, налив два кубка венгерского, высоко поднял свой 
кубок и провозгласил:

- За здоровье будущего украинского гетмана Богдана Хмельницкого! Желаю пана 
полного успеха, а главное - всегда так счастливо попадать в плен, как сегодня. 
Присядем-ка за закуску да обсудим, как бы тебе всего безопаснее убраться отсюда