послов, садившихся в кареты, чтобы ехать в собор, для принесения присяги на 
верность.

- Что лях, что москаль, прозвище иное, а ярмо все одно!

На паперти собора стояло все духовенство с клирами всех церквей, с соборным 
протоиреем Григорием во главе. Рядом с ними поместилось московское духовенство, 
прибывшее с послами. Лица переяславльского духовенства были сумрачны; им не 
хотелось идти под власть московского царя и зависеть от московского патриарха.

Духовенство встретило гетмана и послов с духовными песнями и каждением, а 
казанский архимадрит Прохор взял чиновную книгу, чтобы приводить всех к присяге.


Хмельницкий дал знак остановиться, подошел к Бутурлину и сказал:

- Вам, панам послам, сперва следует присягнуть от имени царского величества, 
что он не нарушит наших прав!

Боярин приосанился и спокойно отвечал:

- У нас того обычая нет; подданные должны присягать своему государю. Тебе, 
гетман, и говорить об этом непристойно. Вы должны давать веру тому, под чью 
высокую руку поступаете.

- Прошу ясновельможного боярина обождать, - сказал тогда Богдан. - Я пойду 
переговорю с полковниками.

- Гетман ушел. Прошло больше часу. Боярин стоял в соборе и терпеливо ждал. 
Наконец, вместо гетмана, явился Тетеря с другим полковником.

- Непременно надо вам присягнуть, - говорили они, - без этого нельзя присягать 
и гетману.

- Неприлично великому государю присягать своим подданным, - настаивал посол, - 
чего вы боитесь? Государь не обманет вас.

- Польские короли всегда присягали нам, - говорил Тетеря.

- Это короли неверные и не самодержцы, - возражали послы, - что пользы, что они 
присягали, когда не держали своей присяги; а государево слово крепкое.

- И гетман, и мы, и вся старшина верим вам так, а для народа нужна присяга, 
иначе он опять забунтует.

- Это уж ваше дело справляться с вашим народом, учить их и унимать от 
непристойных речей.

Полковники вернулись к гетману. После шумных споров между полковниками присяга 
состоялась. Гетман присягнул первый, а за ним Выговский, вся войсковая старшина 
и полковники.

Из собора поехали на съезжий двор, где Хмельницкий принял дары царя: знамя, 
булаву, ферязь, шашку и соболей.

На другой день присягали казаки и мещане, и эта присяга заняла целый день.

Десятого января состоялась свадьба Довгуна с Катрей. Невеста уже с год жила в 
семье Богдана; она еще прежде знала жену его Анну или, как ее звали казаки, 
Филиппиху. Молодая гетманша высокая, чернобровая, разбитная казачка всех 
развеселила на свадьбе. Она была посаженной матерью новобрачной и задавала тон 
на пиру, заводила игры и песни, отплясывала гопака и то и дело обносила гостей 
пивом, горилкой, вином и сахарными яствами.

Через три дня Довгун со своей молодой женой уехал вместе с послами в Киев.

Катри рассчитывала повидаться там с пани Кисель. Послы должны были там 
присутствовать при присяге казаков, а оттуда проехать в Нежин, в Чернигов с той 
же целью и затем вернуться в Москву.

При прощании Довгун трижды поклонился в ноги Хмельницкому и сказал:

- Прощения прошу у пана гетмана, если его чем-нибудь обидел; нужны будут мои 
услуги, пусть пан гетман скажет слово и я опять вернусь к нему.

- Спасибо, Иване! - обнимая его сказал гетман. - Я твоих услуг не забыл и уже 
говорил о тебе послу московскому. Дай Бог, чтобы тебе счастливо жилось на новом 
месте и чтоб мне не пришлось опять звать тебя на войну с ляхами. Они теперь, 
Бог даст, образумятся и побоятся нашего союза с восточным царем.