обобрали у них все, что при них нашлось, даже перстни. Те, кому ничего не 
досталось, срывали обивку карет, рвали ее на лоскуты и кричали: "Вот и у нас 
есть ляшская добыча".

- Панове казаки, за что вы нас обижаете? Ведь, мы ваши братья. Я такой же 
русский, как вы, - уговаривал толпу пан Кисель.

А татары кричали:

- Ляшка братка, а лоша не братка и сукманка не братка! (Ляхи братья, а лошади и 
сукно - не братья).

Комисары благословляли Бога, что целы и невредимы прибыли в свой лагерь, и 
никак не могли сказать Потоцкому, заключили ли они мир или не заключили.

- С гетманом как-будто и заключили, и на этот раз грозный Тамерлан был особенно 
милостив... Но чернь, это звери, а не люди, они чуть не разорвали нас в клочья, 
- говорили послы.

Через несколько часов прибыли в польский лагерь казацкие полковники и от имени 
Хмельницкого изъявили согласие подписать мирный договор.

Коронный гетман радовался своему успеху и со всем войском двинулся к Белой 
Церкви. По приходе туда в некотором расстоянии от польского лагеря, на кургане 
"Острая могила", раскинули великолепный шатер; в нем казаки должны были принять 
присягу в том, что будут хранить договор ненарушимо.

Паны комисары приняли торжественный вид и ожидали казацких послов. Наконец 
послышался конский топот и двенадцать казаков с полковником во главе подъехали 
к шатру.

- Пан Кисель, - с изумлением проговорил Гонсевский, один из комисаров, - казаки 
не те, другие, все незнакомые лица.

Пан Кисель вышел из шатра.

- Что угодно панам казакам? - обратился он к приехавшим. - Мы ждали пана 
Выговского и полковника Москаленко, а приехавших панов я не имею чести знать...

- А то ж я не Москаленко, а Одынец, - отвечал полковник, слезая с коня, - а се 
мои люди!

- Что-ж угодно пану Одынцу? - с удивлением спросил Кисель.

Мы с поклоном от войска запорожского к вашим милостям, будьте добры, утвердите 
Зборовские статьи, и пусть войско коронное выйдет из Украины, а мы не 
перестанем сноситься с татарами, они охраняют нашу свободу.

При этом неожиданном вступлении даже спокойный Кисель не выдержал и схватился 
за саблю.

- Презренные хлопы, они играют нами! - шептали другие комисары.

Кисель, однако, тотчас же сдержал свой гнев и сказал:

- Мы ожидали от вас присяги, а вы опять начинаете новую смуту.

- Мы и покоримся, и присягнем, только подпишите Зборовский договор, настаивали 
казаки.

- Опомнитесь, - усовещевал Кисель, - какой Зборовский договор? В Белой церкви 
заключен новый...

- Ничего мы не знаем, ничего не ведаем, что у вас там было в Белой Церкви, - 
отвечал Одынец. - А нас войско с этим послало.

Кисель горячился, призывал Бога в свидетели, что султан захватит всех казаков и 
обратит в мусульманство, Бог накажет их за то, что они не хотят быть подданными 
христианского государя, казаки все твердили свое: "Не знаем мы ничего, 
подпишите Зборовские статьи, и мы вам присягнем тотчас же".

Терпение комисаров истощилось.

- Бог с вами! - сказал Кисель. - Вы коварный народ. Мы уезжаем. Пеняйте сами на 
себя!

- Как угодно панам! - смиренно отвечали казаки. - Коли драться, так драться, мы 
пришлем ваших заложников невредимыми.

Польские заложники возвратились и полякам не оставалось ничего другого, как