двухметровая стена с двумя диаметрально расположенными воротами, пройти через 
которые можно было только по специальным пропускам. Охрану несло особое 
подразделение СС, служащие которого подчинялись не своему номинальному 
руководству (то есть Гиммлеру), а лично Борману, по своему усмотрению решавшему,
 кому (кроме официально приглашенных фюрером гостей) разрешен доступ на 
территорию Оберзальцберга. Инструкция Бормана для охраны гласила, что даже 
«должность министра не дает права доступа ее обладателю». 
      Летом 1938 года Гитлер, почтив своим присутствием Вагнеровский фестиваль, 
проинспектировал войска, провел смотр военно-морских сил и посетил укрепления 
Западного Вала, а в начале сентября посвятил восемь дней съезду НСДАП в 
Нюрнберге, куда в те дни устремились миллионы его поклонников. Повсюду фюрера 
сопровождал коротышка рейхсляйтер с бычьей шеей, которого в лицо знали совсем 
немногие и место которого в иерархии национал-социалистов точно не мог 
определить никто. 
      На том съезде Гитлер объявил миру о своих правах на Судеты, которые он 
намеревался «тем или иным способом» отобрать у Чехословакии. Три дня спустя 
[198] британский премьер-министр Чемберлен приехал в Оберзальцберг в надежде 
предотвратить угрозу войны. 
      Это случилось 15 сентября. Весь мир, включая немцев, с тревогой ждал 
разрешения конфликта. В этот день Борман и Гитлер развлекали себя осмотром 
роскошного Кельштейна. 16 сентября, когда самолет Чемберлена лег на обратный 
курс, эти двое вновь отправились в чайный домик, прокатившись по прижавшемуся к 
крутому склону шоссе, заканчивавшемуся виадуком на высоте 1900 метров над 
уровнем моря. Тяжелые двустворчатые ворота гостеприимно и плавно раскрылись при 
их приближении. Они прошествовали по широкому вырубленному в камне скалы ярко 
освещенному тоннелю, и подъемник, отделка которого тускло поблескивала 
благородством бронзы, вознес посетителей еще на сто тридцать метров и доставил 
их прямо внутрь чайного домика, убранство которого явно не соответствовало 
скромному названию: большая кухня, обеденный зал, кабинет, помещение охраны, 
ванная комната, погреба, терраса для солнечных ванн, а выше — главная 
достопримечательность! — просторный круглый зал с огромным камином посередине и 
высокими расписными окнами, через которые открывалась восхитительная панорама 
баварских гор. Казалось, «Орлиное гнездо» парило в потоке желтых лучей 
заходившего солнца. 
      «Подарок» обошелся в тридцать миллионов рейхсмарок (почти триста 
миллионов современных германских марок). Уже на следующий день Гитлер с 
гордостью показывал свой чайный домик Геббельсу, Гиммлеру и британскому 
журналисту Варду Прайсу, который и описал роскошь внутренней обстановки 
(германским газетам запретили сообщать о Кельштейне). Еще два дня спустя 
«Орлиное гнездо» посетила большая группа влиятельных деятелей, которых Борман 
не счел необходимым перечислять в своем [199] дневнике, ограничившись 
упоминанием о визите «Риббентропа, Бухлера и других». 
      Череду посещений прервал новый виток судетского кризиса. Гитлер 
встретился с Чемберленом, а затем в сопровождении Бормана отправился в Берлин, 
чтобы подхлестнуть народный энтузиазм в преддверии возможной войны. Вскоре в 
Мюнхене было подписано соглашение, решившее судьбу Судет, и фюрер взял Бормана 
в путешествие по присоединенным землям. Сразу по возвращении в Оберзальцберг в 
середине октября 1938 года Гитлер возобновил приглашения на осмотр новой 
игрушки. В число посетителей входили: гауляйтер Мюнхена Адольф Вагнер; принц 
Гессе, состоявший в родственных отношениях с итальянской королевской семьей; 
французский посол Андре Франсуа-Понсе, светские беседы с которым доставляли 
Гитлеру огромное удовольствие; семья Геббельса в полном составе, общая 
фотография которой в покоях чайного домика призвана была свидетельствовать об 
окончании размолвки, вызванной скандальным романом рейхсминистра пропаганды с 
кинозвездой Лидой Бааровой; генералы фон Браухич и Кейтель; Юнита Митфорд, 
сестра жены лидера британских фашистов Освальда Мосли, мечтавшая стать 
возлюбленной Гитлера. 
      К ноябрю лихорадка восхождений на Кельштейн спала: забава утратила 
новизну. Борман, с гордостью отмечавший в дневнике каждое посещение «Орлиного 
гнезда», все реже упоминал о проходивших на вершине скалы званых обедах или 
приемах. Выяснилось, что Гитлеру становилось не по себе от быстрого подъема на 
лифте, и теперь он наведывался туда лишь в тех случаях, когда желал сделать 
приятное Еве Браун и Борману. Фюрера постоянно преследовали страхи: он боялся, 
что разряд молнии может угодить в кабель подъемника в момент подъема, что 
укрывшемуся среди камней снайперу не составит труда застрелить [200] его в 
автомобиле, осторожно взбиравшемся к тоннелю. 
      Впрочем, рейхсляйтер не стеснялся использовать чайный домик по своему 
усмотрению. Он привозил в Кельштейн как тех, кого хотел удивить, так и тех, 
кому хотел оказать честь. Если же у него завязывался очередной любовный роман, 
то на вершине скалы никто не мог помешать свиданию. 
      В новогоднюю ночь, когда в Оберзальцберге праздновали начало 1939 года, 
Гитлер и Ева оставили гостей довольно рано. Гости — все те же приближенные 
фюрера — продолжали развлекаться на первом этаже Бергхофа, и тут изрядно 
выпивший Борман предложил отправиться в Кельштейн. Отказались только адъютанты 
фюрера, которые еще занимали достаточно прочное положение и могли позволить 
себе отклонить предложение рейхсляйтера; прочие же сделать этого не посмели, 
хотя перспектива поездки по заснеженному серпантину дороги не вызвала восторга. 

      Процессию автомобилей возглавил Борман, сам севший за руль. На заднем 
сиденье рядом с огромным проигрывателем, который захватили, намереваясь вволю