удовлетворен деятельностью своего предприимчивого работника. В августе он 
объявил Борману об окончании испытательного срока и назначил его управляющим 
имением Герцберг, поручив заботам энергичного молодого человека весь комплекс 
работ в поместье. Более того, Мартину позволялось оставлять себе в качестве 
премии часть прибыли, если доход от сделки заметно превышал ожидаемые 
результаты (то есть если удавалось не только заключить выгодную сделку, но и 
осуществить ее нелегально, избегая налогов и оплаты лицензий). Борман оказался 
мастером в подобных делах. [16] 
      Несмотря на то что управляющий исправно и справедливо выплачивал 
заработную плату, батраки поместья ненавидели его за чрезмерное высокомерие, 
грубость и властные манеры. К тому же он не пропускал ни одной юбки. Внешне 
Борман напоминал бычка: невысокий и плотный, коренастый, с широкими и мощными 
округлыми плечами, с крупной круглой головой (обычно слегка склоненной вперед) 
на короткой бычьей шее; для своего возраста он был толстым и имел заметный 
живот. Короткие пальцы напоминали связку сосисок. При большом весе Мартин, 
однако, оставался подвижным и проворным, поспевал везде, а быстрые глазки 
ничего не упускали и могли опалить неугодного холодным пламенем. Черные волосы 
росли по всему телу, торчали из-под рукавов и из-за воротничка сорочки, 
покрывали даже пальцы. Столь буйная растительность нравилась многим женщинам, 
которые прощали ему пренебрежительное отношение и грубость, успокаивая себя тем,
 что это — проявление мужественности. В целом в его внешности не было каких-то 
ярких отличительных черт, и на улицах многолюдного города за двадцать минут 
можно было встретить двадцать таких борманов.
      * * * 
      Тот факт, что после нескольких недель пребывания в Герцберге молодой 
управляющий фермы вступил в местное отделение ДНФП, выражавшей интересы крупных 
землевладельцев, свидетельствует не столько о его убеждениях, сколько о 
быстроте, с какой он адаптировался к новому окружению и политическим 
пристрастиям своего хозяина. Впрочем, уже с девятнадцати лет Борман не 
причислял себя к сторонникам Веймарской республики, и ему не приходилось 
лицемерить, поддакивая фон Трайенфельзу, который поносил власти, называя 
министров «красными» изменниками, [17] а государственный уклад — еврейской 
республикой. 
      Молодому человеку, желавшему устроить свою жизнь, новый режим мог 
предложить только весьма неопределенное будущее. Поражение в войне, тяжелые 
условия мира, банкротство экономики, голод, растущие цены, черный рынок — все 
эти беды (и ответственность за наследство, доставшееся от прежнего режима) 
навалились на тех, кто взял в руки управление государством. Министры Веймарской 
республики были недостаточно могущественны, чтобы исправить ситуацию своими 
силами. Так, при необходимости применения военной силы — например, когда надо 
было подавить восстание «спартаковцев», разгромить революционеров Верхней 
Силезии или Баварскую советскую республику, — им приходилось обращаться за 
помощью к фрейкорпам{3}, которые поначалу во всем поддерживали правительство. 
      Еще раньше Борман провел несколько дней у матери и имел возможность 
собственными глазами увидеть лидеров нового правительства, назначенных 
Национальным собранием: коротышку Фридриха Эберта, [18] который из владельца 
пивной превратился в президента Германии, канцлера Филиппа Шейдемана с манерами 
изрядно постаревшего франта и заплывшего жиром Маттиаса Эрцбергера. Подобные 
личности не производили вдохновляющего впечатления на молодежь. 
      Герман фон Трайенфельз утверждал, что немцы пойдут не за этими жалкими 
«Schlappschwanze»{4}, а за настоящим мужчиной, который способен командовать, 
управлять и сможет твердой рукой наладить законность и порядок. При 
установившейся системе одни ждали указаний из «зала абсурда» в рейхстаге, 
другие подчинялись требованиям своей партии, а старые консерваторы, 
объединившиеся теперь под вывеской ДНФП, с головой ушли в сочинительство 
законов. 
      Первое выступление против республики в середине марта 1920 года потерпело 
фиаско. «Бригада Эрхардта» под предводительством лейтенанта военно-морских сил 
Германа Эрхардта на время изгнала законное правительство из Берлина в Штутгарт. 
Правительство националистов возглавил бывший глава управления землеустройства 
Вольфганг Капп, который объявил себя рейхсканцлером и распустил Национальное 
собрание, вознамерившись восстановить монархию. 
      Следует упомянуть о человеке, который прилетел в Берлин на ветхом военном 
самолете, чтобы присоединиться к путчу Каппа. Впрочем, тогда его никто не знал 
и не мог знать. Кому, кроме кучки мюнхенских националистов, в марте 1920 года 
был известен художник по имени Адольф Гитлер? За шесть месяцев до этого он был 
представителем от рейхсвера на митинге, проведенном германской рабочей партией, 
а теперь выступил с первой речью перед огромной аудиторией. Но год спустя, 
летом 1921-го, юнкера на [19] севере Германии не могли уже игнорировать его. 
Вскоре Гитлер стал председателем быстро разраставшейся и чрезвычайно активной 
политической партии. 
      Однако затем всеобщая забастовка парализовала страну и смела путчистов. 
Уже в 1920 году фрейкорпы оказались под запретом. 
      Страстные дебаты по поводу неудачи этой акции еще продолжались в доме фон 
Трайенфельзов, когда там появился Борман. В Мекленбурге повстанцы действовали 
особенно успешно. Они сместили местную администрацию с помощью рейхсвера и 
фрейкорпов, поддержку которых обеспечил известный всем в округе влиятельный 
деятель. В то время этот человек отсутствовал, поскольку руководил жестокой 
расправой над восстанием «красных» в Руре. Лейтенант Герхард Россбах был 
типичным молодым офицером, военной карьере которого положили конец поражение